Проходные дворы

Сыщики угрозыска, проведя обыск в общественном туалете, нашли в подсобке не только мыло, тряпки, щетки и хлорку, но и сорок царских червонцев в тайнике. Эксперты НТО в момент определили, что это за монеты и даже откуда в Москву приходило золото, использованное для их производства.

Мне рассказывал приятель, следователь с Петровки, о том, что на Гончарной Витя сидел в своем маленьком кабинете под портретом Леонида Брежнева, а ниже висел красный вымпел, сообщавший всем, что данный цех является редприятием коммунистического труда.

* * *

Возможно, золото, ставшее сырьем для туфтовых червонцев, привез в Москву парень, подошедший к нашему столу, когда мы провожали старый год. Возможно. Но мы тогда не думали ни о чем плохом. Старый год принес всем удачу и новый просто обязан был быть таким же хорошим. Сколько раз я встречал Новый год в своей жизни, ожидая от каждого приходящего необычайных удач.

И сегодня, когда вы будете читать этот материал, мы с друзьями собираемся за ресторанным столом проводить не просто Старый год, но и уходящий век.

И опять мы будем ждать от новых цифр на календаре чего-то необыкновенного и прекрасного. Хотя Ильф и Петров в одном из своих романов написали: «Вот уже и телефон изобрели, а счастья все нет».

«Притон» в центре Москвы

В декабре 1955 года мы выдвинулись на полевые учения в районе деревни Лангенрода в Тюрингии. Местность здесь была гористой, покрытой диким лесом, это позволяло вести занятия с предельной физической нагрузкой.

Раз в десять дней в расположение уходил БТР, на котором обратно привозили продукты, газеты и письма. Я практически не получал писем, поэтому ждал очередной номер журнала «Огонек», в котором с продолжением печатали первую за много лет детективную повесть И. Ольшанского «Хочу верить».

Но на этот раз, как ни странно, я получил письмо из родной столицы.

Моя приятельница писала о всяких московских новостях, о том, что она выходит замуж за молодого артиста Олега Ефремова, а в конце письма она сообщила, что мы никогда уже не сможем пойти в любимый нами «Коктейль-холл», так как его закрыли и теперь там «Кафе-мороженое».

Новости из Москвы я воспринимал, как сообщения с другой планеты. Москва была где-то, за двумя границами, слишком далеко от города Галле, в котором дислоцировалась наша бригада.

Поэтому события в родном городе казались мне незначительными и малоинтересными. Меня больше интересовало техническое состояние десантных бэтээров и оценка на весенней инспекторской проверке.

Но печальная новость о закрытии «Коктейль-холла» меня сильно огорчила.

* * *

Жорж Tep-Ованесов когда-то сказал:

— Для гуляк от Владивостока до Калининграда нет в Москве более загадочного места, чем «Коктейль-холл».

Действительно, бар этот пользовался необыкновенной популярностью. Несмотря на борьбу с космополитизмом, на вечерней улице Горького зажигались светящиеся буквы с иностранным названием питейного заведения. Это было весьма демократическое и очень недорогое место. Поэтому сюда ежедневно сбегалась молодежь.

Посидеть в «Коктейль-холле» с девушкой можно было всего за двадцать пять рублей, которые после хрущевской денежной реформы превратились в два пятьдесят, но в 60-м году за эту сумму продавалась только бутылка дрянного портвейна.

Итак, у вас есть четвертак, заветная бумажка, добываемая разгрузкой вагонов, или уборкой снега рядом со спортивным залом, или, к стыду своему сообщаю, продажей книг в букинистическом магазине. Неважно, что вы сделали, но деньги получены.

И вот, вы с девушкой отправляетесь в «мир чувственных удовольствий», как изволил выразиться в романе «Сестры» Алексей Николаевич Толстой.

Раздевшись, вы попадали в длинный зал на первом этаже, половину которого занимала стойка бара с вертящимися круглыми стульями. Зеркальная стена многократно отражала бутылки с разнообразными ликерами, коньяками, джином, настойками, шампанским минимум семи сортов, водкой. Все это было отечественного производства, кстати, как говорили любители, весьма качественного. За баром безраздельно властвовали две красавицы — Нина и Марина, женщины лет за тридцать, на которых просто ходили полюбоваться столичные бабники.

Что интересно, красавицы барменши знали по именам всех постоянных посетителей. Конечно, нетрудно было запомнить таких известных посетителей, как Павел Массальский, Борис Ливанов, Иван Переверзев, Константин Симонов, Всеволод Бобров, Николай Королев и Константин Бесков. Их знала вся страна. Тогда не было модно брать автографы, и люди просто меняли свой маршрут, чтобы пройтись рядом со знаменитостью и как следует ее рассмотреть. Но Нина и Марина знали по именам даже нас, совсем еще молодых людей, что, естественно, нам очень льстило.

Если вы не хотели сидеть за столиком или у бара на первом этаже, могли подняться по знаменитой винтовой лестнице на второй этаж. Мы, правда, не любили второй зал, потому что он был рядом с оркестром, расположившимся на балконе. Руководил музыкантами красавец скрипач с мопассановскими усами — Ян Френкель, впоследствии знаменитый композитор.