Проходные дворы

Я помню, как мы узнали по радио о подвиге летчика-истребителя младшего лейтенанта Талалихина. Московский паренек, кажется из Сокольников, первым пошел на таран и сбил немецкий бомбардировщик. Его портрет появился во всех газетах, о нем рассказывали по радио. Он получил Звезду Героя Советского Союза.

Для нас, мальчишек, Виктор Талалихин стал непререкаемым авторитетом и примером для подражания.

Я вырезал его портрет из журнала «Огонек» и повесил над своим столом, за которым делал уроки.

* * *

Я увидел из окна лошадь, запряженную в зеленую армейскую двуколку. Было серое, клочковатое ноябрьское утро. Проснулся я рано в ожидании сводки Совинформбюро.

Я уже писал, что мы взрослели быстрее и, как и взрослые, ждали сообщений Совинформбюро и старались разобраться в них. Еще не начав изучать географию, мы умели читать карту и переносить на ней значки — все ближе и ближе к нашему городу.

Итак, я увидел лошадь во дворе. Она стояла, грустно опустив голову, словно собиралась заплакать. Я взял на кухне черный сухарь — их выдали вчера по карточкам вместо хлеба — и пошел знакомиться. Мне почему-то показалось, что она потерялась и случайно забрела к нам во двор.

Я подошел к лошади и протянул ей сухарь на ладони, она деликатно взяла его мягкими губами и начала громко хрустеть. Я погладил ее, но дальнейших отношений не получилось. Из подъезда выкатился нагруженный чемоданами сосед:

— Уходи, мальчик, нечего тебе тут делать!

Он начал загружать двуколку чемоданами и узлами, потом появился возчик с мешком, за ним — жена соседа. Они загрузили вещи и тронулись со двора.

Это был день начала знаменитой московской паники. По утрам во дворах мы находили интересные вещи: бюсты Ленина и Сталина, книги классиков марксизма, всевозможные наградные значки «Активист ОСОАВИАХИМа», «МОПР», «БГТО», «Ворошиловский стрелок». Во дворах валялись порванные документы, портреты вождей. Их выкидывали те, кто не верил, что Москву сумеют отстоять от немцев.

Мы, мальчишки, удивлялись тому, что люди никак не могут понять: Сталин в Москве, уж он-то защитит нас от немцев.

Через много лет генерал Иван Александрович Серов, бывший председатель КГБ, показал мне старые водительские права со своей фотографией на имя Васильева, а также справку об освобождении, где была написана та же фамилия: ему поручалось руководить подпольем в случае захвата столицы немцами. Значит, не совсем напрасно боялись те, кто выкидывал атрибутику партийной принадлежности на помойки. Поэтому сегодня я, пожалуй, воздержусь осуждать их.

* * *

Наверно, самым радостным в той моей жизни стал день, когда я услышал по радио сообщение «В последний час». В нем говорилось о разгроме немцев под Москвой. К нам пришли люди, водка у матери была, артельно собрали немудреный стол. В холодной квартире при свечах — электричество отключали постоянно — пели песни, радовались, говорили о том, что к весне война кончится.

* * *

А она не кончалась и не кончалась. Правда, жить стало легче. В 43-м, после Сталинградской победы, повысили продуктовые нормы, жизнь начала входить в привычные рамки.

В армии ввели новую форму: вместо скромных петлиц с алыми кубарями и шпалами появились золотые погоны.

Кем мы хотели стать тогда? Конечно, военными. Золотой блеск лейтенантских погон — вот что не давало заснуть нам. Мы не просто завидовали лейтенантам, идущим по улицам, — мы завидовали им до беспамятства, бессознательно чувствуя, что нам не придется увидеть того, что видели эти ребята, которые были старше нас всего на каких-то семь лет. А пока нам оставалось мечтать о погонах и портупеях и смотреть в кино «Боевые киносборники», «Партизаны в степях Украины», «Секретарь райкома» и «Она защищала Родину». Нам оставался иллюзорный мир кино и книг.

А над Москвой уже гремели первые салюты. Затемненный город на полчаса заливался фантастическим светом фейерверков. Ракеты рвались в темном небе, словно фантастические цветы победы.

Жил я рядом с Белорусским вокзалом. Это было одно из преимуществ нашей дислокации. На сортировочные пути приходили военные эшелоны с фронта, и мы только нам известными путями пробирались к ним.

Солдаты встречали нас по-доброму, поили сладким чаем, просили отправить письма, а москвичи давали номера телефонов, и мы звонили их родным, говорили, где стоит эшелон и что их отец, сын или брат не может отлучиться из вагона, и предлагали провести их к эшелону, что свято и выполняли.

Мы тырили дома папиросы, полученные по карточкам, и несли их нашим новым друзьям. А они одаривали нас всякой военной безделицей — самодельными зажигалками, погонами, немецкими железными крестами.

Но однажды нам чудовищно повезло: веселый молодой старшина, чью девушку мы провели на свидание нашим секретным фарватером, подарил нам ракетницу и четыре ракеты к ней. В тот день по радио объявили об очередном салюте. Во дворе нашего дома была огромная траншея. Это Метрострой, несмотря на войну, возводил станцию «Белорусская радиальная».