Прохождение тени

Потихоньку накаляясь, я начинала отчитываться в каждой истраченной копейке. Казалось, они с удовольствием слушали, как напитывается обидой мой голос. Они ясно слышали в нем трещинку сомнения: может, я и вправду не слишком рачительно использовала доверенную мне сумму? Этого они и добивались — сомнения, легкой утраты почвы у меня под ногами, зябкого смущения. С наслаждением впитав это своими чуткими ушами, они свешивали ноги с кроватей и доставали из тумбочек и сумок свои кошельки...

Странное чувство охватывало меня, отвлеченное от происходившего вокруг: мне начинало казаться, словно сейчас слепые вместо бумажных купюр с портретом вождя положат мне в ладонь ракушки, как имеющую хождение в их теневом государстве валюту, и я отправлюсь с ними в магазин, твердо уверовав в ее конвертируемость, и там, при свете дня, мне сообщат, что зимбе

и каури уже несколько веков как не в ходу, тем более на нашем континенте, и я стану извиняться, просить, чтобы мне отпустили хотя бы пачку маргарина, объяснять, что ошибка произошла из-за того, что в той комнате, где мне их всучили, никогда не восходит солнце, словно там живет вконец обнищавшая семья с наглухо заколоченными для тепла окнами. Я там давно живу на ощупь, но передвигаюсь не так уверенно, как они, — все время боюсь, что меня ненароком опрокинут вместе со стулом или попадут пальцем в глаз, они ни в чем не хотят пойти мне навстречу, делают вид, что свет никому не нужен, хотя он нужен мне, командуют мною как хотят и сводят со мною счеты за то, что при свете дня я ими командую...

Чем больше они навьючивали на меня обязанностей, тем меньше я ощущала свою зависимость, такой вот почему-то возникал эффект. Может быть, в этом воплотилась моя давняя мечта о бесплотности своего существования среди других физических тел, без остатка втягивающих в свои отношения и напластования смыслов. Не трудно быть голосом, еще не проявленной в мире душой, залетающей в избранное пространство, но стоило пересечь сумеречную полосу невесомости и оказаться в компании зрячих, как я начинала чувствовать тяжесть собственного тела, все время идущего ко дну. Тело по одежке встречают. А по уму провожают подальше. Должно быть, книги, прочитанные мною, запутали меня. Я перепутала реальное, медленно, но верно текущее время с концертированным

, сжатым в партитуру, почти взрывоопасным музыкальным временем, которое стремительно, как кометы, пересекает судьбы оперных героев. Я озиралась вокруг себя: где они, герои, где романтические встречи, роковые несовпадения, бури страстей, ускоряющие вращение человечьей планеты. Я пыталась догнать эти доблестные тени, уносившиеся в высокие слои атмосферы, как Паоло и Франческа, не щадя себя завязывала знакомства с людьми, судьбы которых, как мне казалось, чреваты огромными потрясениями, взрывом новых, чистых сюжетов, бескомпромиссных эмоций, но проходило время, и люди и созданные ими легенды покрывались толстой пылью повседневности, на которой удобно было пальцем выводить приговор: не то, не то... К их чувствам все время что-то примешивалось: то нужда в жилплощади, то какая-нибудь больная родственница, то еще что-нибудь, оттягивающее чистый состав страсти и пополняющее окружающий мир суррогатом, — ржавчина сегодняшних проблем до корня разъедала саму вечность. Придя однажды на день рождения к другу, я подарила ему бутылку коньяка, который мы решили распить ровно через десять лет; и меня больно поразило, что друг на следующий же день опустошил бутылку, сократив время нашей дружбы. Я сочувствовала одной влюбленной паре, которая соединилась против воли родителей, отказавших им в благословении и лишивших своей поддержки. Античный хор наших общих знакомых предрекал, что они поиграют в высокое чувство и независимость и разбегутся по родным гнездам уже от одной непривычки к сухомятке, — так и вышло. Таких случаев было много, и я поняла, что все это давно носится в воздухе — предательство и скука, что они вошли в состав воздуха и души, что легкие не могут дышать ничем иным, кроме как скукой и предательством, что жизнь давно исчерпала себя в сюжетах и перекочевала в глубоко материальный мир. И я была рада хоть на время вычесть себя из него.

5