Читаем Проклятая квартира [сборник 1995, худож. П. Иващенко] полностью

Я открыла рот, но не смогла издать ни звука. Мне стало безумно страшно, как тогда, когда Никита признался мне в своем косвенном участии в гибели Елены Николаевны. Я даже не могла заставить себя двинуться к той комнате, куда ворвалась Наташа, меня словно парализовало. И тут я услышала крик — не Наташи, а той девицы, которая ночевала у Никиты. Она кричала страшно, даже не кричала — выла. А сам Никита выскочил из комнаты полуголый и бросился к телефону…

«Скорая» и милиция приехали почти одновременно по слишком хорошо знакомому адресу. В одну машину погрузили случайную подругу Никиты, которую Наташа ударила кухонным ножом в спину. Она была жива, но без сознания. Никита отделался дешево — нож только скользнул ему по груди, оставив, правда, весьма болезненную царапину. Третий же удар ножом Наташа оставила для себя — и не промахнулась. Как потом прокомментировала это Ирина, которой я, разумеется, все рассказала по телефону: «В сердце попасть очень легко, если оно болит». И, разумеется, добавила свое любимое определение нашей с ней когда-то общей квартиры. И на этот раз мне почему-то не захотелось ей возражать.

После этого события Слава провел у нас трое суток, поскольку Никита был совершенно невменяем. До сих пор его забавы с женщинами проходили не только безнаказанно, но и бескровно. Но «повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить», сказала бы Лидия Эдуардовна, доживи она до этого времени. В эти бесконечные трое суток, сидя около Никиты, мы со Славой не один раз выразили надежду, что уж теперь-то его друг и мой сосед хоть немного остепенится и перестанет доводить число своих женщин до второй тысячи с такой безумной скоростью.

К сожалению, мы оба ошиблись и на этот раз. Потому что не догадывались о том, что нас ждет в ближайшем будущем.

Глава десятая

Превратности любви

В январе, сразу после рождественских праздников, в квартиру позвонили. Я была дома одна и потащилась отпирать дверь, проклиная Никиту за то, что он сделал из квартиры проходной двор. Но, справившись с замком, я решила, что ошиблись дверью. На лестничной площадке стояла такая дама, каких не бывало даже у великого знатока женщин Никиты. В собольей шубе, немыслимой красоты сапогах на высоком и тонком каблуке и с роскошной сумкой через плечо. У ног дамы стояли два чемодана, тоже не из дешевых, а за нею маячила мужская фигура. Как потом выяснилось — шофера.

— Здравствуй, Регина, — сказала дама, — ты совершенно не изменилась. Не узнаешь?

И тут я узнала свою бывшую соседку Верочку Сергееву, ставшую по безумно-благотворительной прихоти Семена Френкеля его женой и уехавшей с ним и с его родителями из России. Но вместо прежней юной и чуть вульгарной красотки вернулась ухоженная, уверенная в себе молодая красавица. Пребывание в цивилизованных странах явно пошло ей на пользу.

— Надеюсь, мою комнату не заняли? — как ни в чем не бывало осведомилась она, жестом указав шоферу внести чемоданы. — Ни от подданства, ни от жилплощади я не отказывалась, так что решила обойтись без гостиницы. Ностальгия, наверное. Потянуло в этот сарай — и все тут.

Я, наконец, обрела дар речи:

— Вера, как ты изменилась! Я бы тебя первая ни за что не узнала. Как у нас говорится, богатая будешь. Впрочем…

Верочка довольно рассмеялась:

— Я и сейчас не жалуюсь. Комната-то действительно свободна?

— Нас в квартире вообще двое осталось — бывший муж Ирины да я. Так что можешь даже выбирать, где… поменьше грязи. Сказать, «где почище», не могу: мой сосед уборку делает только по настроению и в жилых помещениях. Остальное…

Я махнула рукой. Впрочем, Вера все и так видела: пыльную лампочку без абажура в коридоре, затоптанный пол, захламленные углы. Она заглянула в свою комнату, где на потолке сохранились темные разводы от протечки, потом в комнату Френкелей, так и оставшуюся с проломанным полом. Увиденное ее мало устроило, зато комната Елены Николаевны, где Никита оборудовал себе что-то вроде кабинета и где обычно ночевал Слава, если задерживался допоздна, понравилась:

— Может, здесь?

— Тут живет Никита Сергеевич. У него две комнаты.

— Тогда — к бабе Маше. Там, помню, комната побольше.

— Там, кстати, стоит часть вашей мебели. Перетащили после потопа.

Вера посмотрела на не слишком шикарную обстановку и передернула плечами:

— Ладно, для начала сойдет, да, собственно, и не имеет значения. Ты на сегодня свободен, — обратилась она к шоферу, — а завтра, часиков в одиннадцать, позвонишь мне сюда. Может быть, понадобишься. Запиши номер телефона.

Когда шофер ушел, Вера скинула наконец шубку и осталась в черном платье из тонкой шерсти. Таком простом, что даже мне, неискушенной, стало ясно: за такую простоту заплачены немалые деньги. А Вера раскрыла один из чемоданов и начала доставать оттуда какие-то вещи, переодеваться и одновременно задавать мне бесчисленные вопросы. Оно и понятно: за пять лет ее отсутствия в квартире, мягко говоря, многое переменилось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза