Проклятая любовь лорда Байрона. Леди Каролина Лэм

— Не знаю. Нужно как-то объясняться.

— Попроси помочь леди Мельбурн, она женщина умная, должна объяснить Каролине, что все кончено…

В тот вечер Байрон писал длинное письмо не Каролине, а ее свекрови, действительно прося о помощи.

Почему-то ни ему, ни Хобхаузу не пришло в голову, что это не слишком красиво — вместо того чтобы честно объяснить влюбленной женщине истинное положение дел, Байрон ей писал нежные, ласковые письма и в то же время просил ее свекровь урезонить невестку.

Так будет еще долго, постоянно обнадеживая в письмах Каролину, Байрон за глаза выливал на нее немало грязи и многим жаловался на неистовую, взбалмошную Каро.

Но вот дела в Ньюстеде были переделаны, наступило время возвращения, Хобхауз больше не собирался держать друга в имении, пока тот не излечится от любви к леди Каролине, он уже понял, что никакой любви нет, а Байрону нужно просто помочь избавиться от надоевшей любовницы.

В сентябре бывают деньки куда лучшие, чем даже летом, особенно если осень сухая. Тепло, но не жарко, сухо, но не пыльно, свежо, но ветер не холодный. И все же приятели покидали бывшее аббатство с видимым удовольствием. Они оба уже привыкли к определенным удобствам, которых не было в Ньюстеде, к определенному обществу, хотя и ругали его на чем свет стоит. Привыкли к приемам, балам, к блеску света.

Еще одной причиной поспешного отъезда стало стремление соседей заполучить неженатого Байрона к себе. Местные мамаши спешно наряжали своих дочек, особенно тех, кому не улыбнулось счастье в сезоне, приглашения следовали одно за другим, приходилось выдумывать тысячу предлогов, чтобы отвязаться, а потом и вовсе поторопиться с отъездом.

Все же несколько визитов были нанесены. Стремясь положить конец ухаживаниям за собой, Байрон изображал Чайльд Гарольда с еще большим рвением, чем в Лондоне. Хобхауз едва сдерживал смех, слушая, как друг рассуждает о своем отношении к женщинам, склонившись к уху полуглухой старейшины соседского рода:

— Я, подобно Наполеону, всегда чувствовал некоторое презрение к женщинам. Простите, миледи, к вам это не относится… У меня роковой опыт, который сложился из-за многих трагических обстоятельств жизни…

«Миледи», которая в действительности была всего лишь супругой викария, сосредоточенно кивала, пытаясь хотя бы по губам понять, что же такое говорит в ее глухое ухо знаменитость. Зато ее внучка, девица весьма перезрелая и некрасивая, прижав руки к тощей груди, внимала глубокому, проникновенному голосу поэта, забыв о существовании остального мира. Даже если бы в ту минуту под ней разверзся пол, падая, она тянула бы и без того длинную шею, чтобы услышать слова кумира.

Но Байрон быстро потерял интерес к розыгрышам местного общества, его принимали всерьез и были готовы на любые жертвы куда охотней, чем даже Каролина. Хобхаузу пришло в голову, что, вознамерься его друг скомандовать: «Всем раздеться и в постель!», мужья и отцы лично потащили бы жен и дочек на закланье. Попасть в постель лондонской знаменитости, той, что и Лондон-то видела пару раз в жизни, заманчиво… К тому же лорд Байрон владелец пусть и запущенного, но все же большого поместья, а они всего лишь арендаторы.

Немало женских сердец сладостно сжималось, когда рассеянный взор поэта случайно останавливался на одной из представительниц прекрасного пола.

— Джордж, пора уезжать, иначе тебя просто вынудят жениться на какой-нибудь перезрелой красотке и без приданого. Знаешь, эти мамаши такие умелицы на подобные штучки…

В Лондон возвращались так, словно отсутствовали год, все казалось новым и изменившимся. В дороге вели разговоры ни о чем, стараясь не касаться самой волнующей темы: как быть с Каролиной Лэм. Хобхауз уже понял, что у Байрона внутри идет нелегкая борьба, повлиять на которую невозможно, все будет зависеть от того, как произойдет первая после разлуки встреча любовников.

О своем приезде они не сообщили еще и потому, что собрались неожиданно, попросту сбегая от очередного провинциального приема с кучей кумушек и непристроенных пухлых дочек с активными мамашами. Байрон ворчал:

— Ненавижу чувствовать себя дичью!

В Лондоне Хобхауза ждал настоящий подарок, за время отсутствия Байрон был избран членом Хэмпденского клуба, в который его рекомендовал, желая сделать приятное, сэр Фрэнсис Бердетт. Сам клуб и его члены Байрона заинтересовали мало, кроме разве леди Оксфорд.