Проклятие Эдварда Мунка

Володя невольно улыбнулся. А, глядя на появившегося в кабинете оперативника Пашу, так и хотелось улыбаться. Высокий, как каланча. И карие глаза всегда светятся счастьем. Здоровенный дылда радуется, как дитя, по самым разным поводам. Разыскал хулигана, укравшего магнитолу. Не ел, не спал, общался с местной шпаной, и зоркими бабушками и просчитал карманного воришку. Разговорил свидетеля, который дал показания, облегчившие расследование уголовного дела. Паше лет двадцать шесть, наверное. Но тут не только в молодой энергии дело. Просто человек на своем месте. Ловит кайф от работы. И теперь у него тоже есть просто сногсшибательная новость.

– Ладно, можешь не танцевать, – Паша извлек из-за пазухи пару бумаг, положил их на стол. – Добрый я сегодня. Оцени, кстати, мое благородство. Сам подъезжал к Вальковичу. Мой корешок, академию милиции вместе оканчивали. Звякнул и сообщил, что нарыл такое, выполняя твое распоряжение. Я документы просмотрел и, ты знаешь, не разочаровался.

Володя углубился в чтение. Любопытная штука: оказывается, в одном доме с Кариной Макеенко проживает некий преподаватель Василий Бубнов, читающий лекции по истории искусства. И честно признающийся, что Эдвард Мунк является его любимым художником.

– Совпадение, – закончив читать бумаги, заявил Володя. – Невероятное, но все-таки совпадение. И не такое в нашей работе случается. Помнишь то дело об ограблении квартиры бизнесмена Чеботарева? Один и тот же урка его грабил дважды. Первый срок «отмотал», вышел – и опять захотел поживиться в жилище Чеботарева. Бизнесмен, пока вор в тюрьме сидел, квартиру поменял. А по этому делу…

Седов пожал плечами. Конечно, красивая версия. Удобная. Но если здраво рассуждать, то какой убивец будет вокруг жертв репродукции и альбомы любимого художника разбрасывать. Ловите меня, дорогие следователи, берите тепленьким, вот он я, в соседнем подъезде живу. Да и жестокие слишком убийства – Седов еще раз заглянул в бумаги. Все правильно он запомнил – для профессора. Если только Василий Бубнов не сумасшедший…

– Я запросы направлю в наркологический и психиатрический диспансеры, – рассуждал следователь, затягиваясь сигаретой. – На допрос Бубнова, разумеется, вызову. Но я думаю, тут еще одно дело хорошо было бы сделать. Найди-ка мне, Паша, искусствоведов, которые на этом самом Мунке собаку съели. И выясни, во-первых, информацию о художнике. Во-вторых, узнай, какова репутация Бубнова в этой среде. Корпоративная информированность – сильная штука. Все же люди одной профессии друг друга знают, и даже мельчайшие подробности личной жизни, конфликтов и проблем от коллег утаить сложно. Вот, кстати, проникнись темой.

Паша взял протянутый альбом, пошелестел страницами и мрачно зачитал:

– «По предположению Арне Эггума и Юргена Шульца, необузданное наложение красок роднит Эдварда Мунка с фони… Нет, с фоми. Тьфу! С фовистами…»

Оперативник аккуратно положил альбом на край стола и поинтересовался:

– Следователь Седов, ты знаешь, кто такие фовисты.[18] Фовистов – А. Матисса, Ж.Руо, А.Дерена – на время объединило общее стремление к эмоциональной силе художественного выражения, к стихийной динамике письма и интенсивности открытого цвета. Я тоже не знаю. И имена их слышу первый раз в жизни. Ну, те, что я только что читал, но без книжки не повторю. Поручи мне что-нибудь попроще! А к искусствоведам этим сам сходи. Ты хотя бы солидный…

Седов утвердительно кивнул. Паша прав – разговора у него с искусствоведами не получится. Да и сам следователь вряд ли вызовет на откровенность таких собеседников. Но он знает, кого можно направить к профессорам. Вронская особой интеллигентностью, правда, не отличается, зато имеет хотя бы смутное представление о живописи. А вот «оперу» своему он даст другое поручение.

– Паша. Твой любимый участок работы. Поиск связей между погибшими женщинами. Работы всего ничего.

– Шутить изволите, – парень встал со стула, и по его лицу Седов понял: на самом деле оперативник рад такой нудной, кропотливой и, как правило, нерезультативной работе. – Ладно, я побежал. И тебе удачи!

Мобильник Лики Вронской был отключен. Полистав записную книжку, Седов набрал городской телефон, и то, что он услышал после сонного «але», напоминало дартс.

– В прошлый раз вы меня разбудили для того, чтобы сообщить, что ваш начальник идет в музей. Куда его величество направило свои стопы на сей раз? В туалет?! Или, может, в театр? Сводите вашего шефа в книжный магазин. А там по ходу службы прикупите себе парочку пособий – по пиар-технологиям. Или хотя бы маркетингу. Может быть, тогда вы поймете, что терзать журналистов с утра пораньше информацией о малозначительных телодвижениях начальства не стоит. И вам еще хватает наглости заявлять, что мы мало пишем про вашего дядьку. Да вам за любую заметку надо говорить спасибо. «Ведомости» – это частная газета. И мы про Московскую городскую думу писать не обязаны. Я поражаюсь вашему нахальству – звонить мне по домашнему номеру и чего-то требовать…

Воспользовавшись короткой паузой между репликами, Седов вякнул: