Проклятие Гоголя

Божана вынула из элегантного серебряного портсигара новую сигарету. Гремин галантно поднес спичку. В крошечном пламени цвет губ приобрел совсем багровый оттенок.

– Давайте теперь разложим по времени. Когда Гоголь перестал писать или, точнее, когда обнаружил свою неспособность писать?

– С 1842 года, после публикации первого тома «Мертвых душ». Во всяком случае, так принято считать, – откликнулась Евгения.

– В принципе правильно. Хотя тогда Гоголь еще был полон творческих планов. Он осознал свою неспособность писать примерно тогда же, когда прекратились приступы его непонятной болезни. То есть где-то с 1845 года. Причем, ты совершенно права, – великодушно ввернула Божана, – осознание своей творческой импотенции совпадает с переменой отношения Гоголя к Риму. Тогда как прежде, как правило, после душевного кризиса наступал творческий подъем. Во время пребывания Гоголя в Италии… Итак, вопрос: что из всего перечисленного следует?

Божана обвела присутствующих взглядом. Никто не проронил ни слова. Когда работает маэстро, публика безмолвствует. А Божана была воистину блистательна.

Поняв, что отвечать на поставленный вопрос придется ей самой, она театрально вздохнула:

– С точки зрения логики, здравого смысла, все в совокупности может означать только одно: в жизни Гоголя в первой половине 1840-х годов, скорее всего, между 1842 и 1845 годами, случилось какое-то драматическое событие, которое оказало на него сильнейшее впечатление, надломило всю его жизнь. Произошла кардинальная переоценка политических взглядов Гоголя. Он обратился к Богу. И утратил способность писать. Вообще. Напрочь.

Марианна пригляделась к Гремину. Тот слушал Божану внимательно, сосредоточенно. Не поднимая глаз от бокала, тихим голосом, как бы беспристрастно, спросил:

– И что же это за событие?

– Ну кто же тебе скажет? Я с Гоголем, не спорю, близко знакома, но не до такой степени. Наверняка это событие связано с нарушениями половой жизни. Я абсолютно убеждена. И произошло это событие в Италии…

Словно размышляя вслух, Гремин заговорил:

– Я с тобой согласен. Может быть, мы никогда не узнаем, что надломило жизнь Гоголя, но преждевременная смерть его связана с этим надломом.

– Вполне возможно, дорогой мой.

– Но я о другом хочу сказать. В эти же годы, как ты только что подчеркнула, нарастает болезненная религиозность Гоголя.

– Да, это общеизвестный факт, – попробовала вклиниться Евгения.

Ни Гремин, ни Божана не обратили на нее внимания.

– Мне кажется, он своей смертью искупал грех. Смерть Гоголя походит на самоубийство. На добровольно принятое наказание. Ты ведь наверняка читала приводимые Вересаевым воспоминания о последних днях Гоголя? В том числе о встрече с отцом Матфеем?

– Книгу Вересаева я читала, дорогуша. Твоя версия подтверждает наше центральное доказательство. Но отсутствует слишком много соединительных звеньев. Поэтому пока препротивнейшую смерть Гоголя лучше оставить в покое.

Гремин не настаивал.

– Согласен. Но если в жизни Гоголя в начале 1940-х годов случилось что-то страшное, должен остаться какой-то след, документ.

В наступившей тишине Марианна спросила:

– А почему ты думаешь, что документы остались?

Божана снисходительно улыбнулась:

– Документы обычно остаются всегда. В той или иной форме, в том или ином виде, так или иначе. Хотя бы что-то. Клочок, намек, след. Трудно уничтожить все. И тем более заново реконструировать историю. Хотя для чистоты системы доказательств я готова допустить: документов могло и не быть. И все-таки предположим, что они есть. Если они остались, они находятся в Италии.

– Почему? – воскликнула Евгения, ей не сиделось. – Может быть, и в России. В России за годы советской власти серьезные исследования Гоголя прекратились. А может быть, и в Соединенных Штатах. Вы не представляете, сколько архивных материалов по российской истории оказались в 1920-е годы в Америке. Невероятное количество.

– Не исключаю, что-то могло остаться и в России, – не спорила Божана. – Но больше шансов в Италии. Повторюсь почему: потому что российские источники, при всех оговорках, все-таки проработаны значительно лучше. Этого нельзя не признать, – она вопросительно взглянула на Гремина.

Гремин молча кивнул головой.

– Далее. Почти наверняка драма произошла в Италии. Простите, – Божана ернически перешла на «вы», как бы обращаясь к Марианне, – при всем моем уважении к Италии, историография здесь поставлена отвратительно. У вас могут запросто затеряться не только неизвестные документы о Гоголе, но и неизвестные свидетельские показания об убийстве Цезаря.

Они начинали ходить по второму кругу, когда Гремин постарался подвести черту. Все тем же тихим, нейтральным голосом обращаясь к Божане:

– Нам-то что предпринять в этой ситуации? Что посоветуешь?

Божана выдерживала паузу.