Проклятие Гоголя

Когда Гоголь замолчал, он высокомерно обвел нас взглядом. Нам обоим стало не по себе. Если требовалось дополнительное подтверждение душевной болезни Гоголя, мы только что получили его. Не сговариваясь, мы предложили Гоголю отправиться тотчас же в церковь. Гоголь весь сник, он, наверное, рассчитывал на иной эффект откровения своего, но у нас не было ни малейшего настроения продолжать разговор о роли Господа и дьявола в его грехе. Мы спустились вниз, и, как было условлено, отправились в церковь Санта Мария ин Вия Лата, что на Корсо, известную своей чудотворной иконой Пресвятой Девы Марии над главным престолом, писанной, по преданию, евангелистом Лукой. За скромное пожертвование на бедных оказавшийся в храме второй священник согласился на время снять икону и вручить ее нам.

Мы поставили Гоголя лицом к алтарю и, держа древнюю икону перед ним, заставили его повторить за нами короткие слова клятвы, что перед чудотворным образом Пресвятой Девы Марии он клянется никогда, ни при каких обстоятельствах не уступить соблазну и не поддаться тому страшному греху, который разрушает его бессмертную душу. Мы заставили его трижды поцеловать образ Девы Марии, после чего он разрыдался, и мы оставили его.

Мы не были уверены, можно ли было верить Гоголю, но надеялись на лучшее. С тех пор мы постарались больше не встречать его, избегая общих знакомых и тех мест, где можно было встретить его. Вскоре он перестал приезжать в Рим, а затем и вовсе бывать в Италии. В 1852 году, как нам стало известно, Николай Гоголь умер в Москве в возрасте сорока двух лет после тяжелой болезни и неслыханных мучений.

Спустя много лет, встретившись после долгой разлуки, мы признали за благо записать со всеми подробностями приключившуюся с нами историю и учинить следующее распоряжение, которое по смерти нашей должно иметь полную силу духовного завещания.

Сие духовное завещание в двух экземплярах в запечатанном виде представляется нами для хранения в контору нотариуса Джованни Росси по вия Рипетта, дом 11, в палаццо, принадлежащем Сальваторе Пикконе, и по истечении пятидесятилетнего термина подлежит выдаче в запечатанном же виде наследникам нашим по прямой линии мужеского пола. При отсутствии таковых у одного или у обоих из нас один из конвертов или оба конверта подлежат сожжению, не будучи ни при каких обстоятельствах вскрыты.

«Подписали Сильвио Альбернони

Жан Доменико Аннони

Что сие духовное завещание 24 мая 1866 года в двух экземплярах собственноручно написано адвокатом Жан Доменико Аннони и при нас подписано маркизом Альбернони и адвокатом Жан Доменико Аннони, бывшими в здравом уме и твердой памяти, в том удостоверяем: нотариус Джованни Росси. При сличении мною двух экземпляров почисток, приписок, зачеркнутых слов и никаких особенностей не найдено. Сие духовное завещание записано в книгу подлинником под нумером 57. В доход конторы взыскано с участвующих лиц канцелярских, актовых и на хранение 18 лир 46 чентезимо.

Лета тысяча восемьсот шестьдесят шестого мая в двадцать четвертый день

Нотариус Джованни Росси».

Студент долго сидел над документом, смотря куда-то вдаль, будто сквозь ряды стелажей, сквозь стены он видел городок Тиволи, аллею над водопадом и молодого Гоголя, прогуливающегося вместе с молодым издателем Погодиным и как будто заигрывающего с его женой.

И все было хорошо. Да, у молодого писателя было трудное детство, но у кого оно легкое. Перед Гоголем открывалось невероятное будущее, захватывающее дух, великого писателя Земли Русской, властителя дум. Больше того, пророка! За такое можно дорого заплатить многим. Весь вопрос – кому? Молодому писателю хотелось совершить что-нибудь великое во имя России, человечества, Бога. Он постепенно привыкал воспринимать себя именно так – я и Бог. Но он не знал иной формулы обращения к Богу, кроме старинной: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься. И не спасешь человечество. Он мучительно сомневался в своем таланте, мучительно боялся, что Бог его не услышит. И он грешил. Как ему казалось, во имя Бога, во имя славы Господней!