Тейе мрачно улыбнулась про себя, когда Хайя прервался чтобы сдержанно откашляться. Нахтиаатон был довольно приятным молодым человеком, но более чем несведущим в том, что входило в обязанности визиря.
Небольшое предостережение, – подумала Тейе. – Как за наиболее доверенным писцом фараона за Эйе будут постоянно шпионить завистники, те, кто подозревает его в сношениях со мной и кто боится за безопасность Эхнатона.
Хайя положил свиток, и тот начал с шуршанием сворачиваться.
Тейе молчала. Бессмысленно терзаться беспокойством о разрушении империи, – думала она. – Я больше ничего не могу сделать, так что хорошо бы мне выбросить все это из головы. Определенно, мой сын никогда не позволит, чтобы все зашло так далеко, что Египту пришлось бы воевать на своей собственной земле! Даже теперь еще не слишком поздно, нам необходимо снова обрести хоть каплю былой мощи и авторитета. Где-то побряцать оружием, кое-кого казнить… Коротко рассмеявшись, она пришла в себя.
– Сожги свиток в жаровне, прежде чем уйти, Хайя, и пришли ко мне немого слугу.
Он поклонился и, сунув аккуратно написанное письмо Эйе в оранжевое пламя, вышел.
Позади нее открылись двери, и с поклоном вошел немой слуга, он опустился на пол и пополз, чтобы поцеловать ей ноги. Она жестом велела ему подняться, подошла к столу и обмакнула перо в чернила. Она протянула ему перо, и на мгновение их глаза встретились. Тейе смотрела в лицо человеку, который убил Ситамон. Она не сожалела о том, что взяла его работником на свою кухню и потом научила писать. Немые слуги были большой редкостью. Он взял перо, подождал, пока она отойдет на положенное расстояние, и принялся писать. Сообщение было недлинным. Тейе взяла свиток со стола, куда слуга аккуратно положил его.
«Весь Ахетатон взбудоражен тем, что Великий Храм здесь действительно имеет свой Бен-бен, в отличие от незаконченного храма Атона в Карнаке, – молча прочла Тейе. – Это священная стела. На ней вырезаны изображения фараона, царицы и царевны Мериатон».
Казалось, в комнате вдруг сделалось холодно. Тейе с отвращением держала листок папируса, потом, шагнув к жаровне, бросила его в огонь. Не было никаких сомнений, кому поклонялись в Ахетатоне, в святая святых. Ее сын совершал жертвоприношения самому себе и Нефертити, которая возвысилась до того, что стала частью его божественного всемогущества. Добавление на стеле изображения Мериатон обеспокоило Тейе, но она не могла понять почему.
– Передай отправителю сего, что в Джарухе вырыты оросительные каналы и партия рабов ожидается в течение месяца, – сказала она рабу. – А теперь убирайся.
Когда он ушел, Хайя проскользнул обратно в комнату и остановился в ожидании. Тейе указала ему на писчую дощечку на полу.
– Запиши послание для фараона, – приказала она, – затем сделай копию и пошли ее Эйе. Начни с обычных приветствий и не забудь добавить: «моему царственному и всевидящему супругу». – Она подождала, пока он записал это, потом собралась с духом и принялась диктовать: – «Дарованной тебе великой мужской силой я, твоя императрица, снова жду ребенка…»
Перо со стуком упало на пол.
– Императрица! – воскликнул Хайя.