Проклятие Моцарта

Частенько к Диане заглядывала интеллигентная женщина преклонного возраста Виолетта Генриховна Вебер. Хрупкая, невысокого росточка, с забавными крашеными рыжеватыми кудряшками и ясным взором голубых глаз, женщина казалась удивительно беспомощной и трогательной. Однажды она обратилась к Диане с просьбой взять ее на работу билетером. Она жаловалась, что работала преподавателем в консерватории, а сейчас на пенсии, денег получает ничтожно мало, нуждается и хотела бы устроиться на работу.

Диана очень сожалела, что не может ей помочь, свободной ставки в кинотеатре не было, она вздохнула, но вдруг неожиданно для себя спросила:

— А петь вы умеете?

Виолетта Генриховна взглянула на нее удивленно, но гордо ответила:

— Конечно, я же вокал преподавала, музыка — это моя жизнь! Я бы показала вам. Вот только у вас инструмента нет, — обескураженно вздохнула она. — Кстати, я могу вам предложить свой рояль, я все равно дома не могу играть, соседи возмущаются…

— Хорошо, привозите свой рояль, — решилась Диана. — Будете играть и петь в кинотеатре мелодии из фильмов текущего репертуара. И напишите заявление о приеме на работу, попробую создать новую должность.

Виолетта Генриховна послушно написала заявление.

Диана отправила с музыкантшей двух рабочих, они привезли рояль и установили в фойе. С тех пор Виолетта Генриховна наигрывала мелодии из фильмов текущего репертуара и пела, голос у нее оказался очень приятный. А в свободное время женщина по-прежнему заходила в кабинет к Диане, они пили чай и вели неспешные беседы. В одну из таких бесед Виолетта Генриховна рассказала о своей непростой судьбе.

— Деточка, вообще-то моя родословная берет начало в Австрии, мой прадед по материнской линии попал в Россию, женился здесь и остался жить. До семнадцатого года, мама рассказывала, у нас был прекрасный дом, а потом в революцию моя семья всего лишилась, — грустно вздохнула старушка. — Родители погибли во время Великой Отечественной войны, я тогда еще совсем юной была, одна осталась, меня пригрела соседка Груша, Аграфена Васильевна Прибыткова. Замечательная женщина, царство ей небесное, — перекрестилась Виолетта Генриховна. — Потом и она умерла, пришлось самой жить как умею, отучилась, пошла работать, мне дали однокомнатную квартирку, тут неподалеку…

Взглянув на старенький, потертый ридикюль, что старушка бережно держала на коленях, Диана улыбнулась.

— Вот получите зарплату — купите себе новую сумочку…

Вздрогнув, Виолетта Генриховна взволнованно прижала ридикюль к груди.

— Что вы! Этот ридикюль мне дороже всего на свете, это память о маме!

Диана покраснела и мысленно одернула себя за неделикатность. И в тот же момент невольно задалась вопросом, а зачем Виолетта Генриховна такую дорогую память носит с собой, не лучше ли, чтобы не потерять ненароком или не затрепать окончательно, держать реликвию в укромном местечке.

Виолетта Генриховна будто прочитала ее мысли и виновато поморщилась.

— Не сердитесь на меня, Дианочка, это единственная вещь, которая мне осталась на память от родителей, мне сложно с ней расставаться.

— А вы не боитесь ее потерять? Не лучше ли хранить ридикюль дома?

На лице Виолетты Генриховны промелькнула тревога.

— Нет, что вы, не говорите так!

Женщина ужасно расстроилась, Диана, увидев, что разговор ей неприятен, перевела тему.

— Вы не забыли, сегодня у нас встреча с известным режиссером Иваном Вербицким, не могли бы вы что-то подобрать из его фильмов?

Музыкантша повеселела:

— С удовольствием, Дианочка.

Диана выскочила из-за стола.

— Я сейчас сбегаю к киномеханикам, проверю, насколько они готовы, и афишу посмотрю, а вы начинайте готовиться, Вербицкий будет доволен, когда услышит музыку из своих картин.

Оставив Виолетту Генриховну в своем кабинете, Диана отправилась на второй этаж. Пообщавшись с киномеханиками, зашла в буфет узнать, как дела здесь.

— Зинаида Михайловна, готовы к приему знаменитости?

Пышная румяная буфетчица Зинаида, в белом переднике и накрахмаленной шапочке, возвышалась над прилавком, щедро уставленным подносами с пирожными, бутербродами с колбасой, сыром и розовой горбушей. Рядками, словно оловянные солдатики, теснились прозрачные стаканы из тонкого стекла. Сдув в сторону выбивавшуюся из-под шапочки русую прядь, Зинаида растянула в улыбке крупные пухлые губы, отчего ее лицо забавно сморщилось.

— А как же, видите, я при параде и на витрине изобилие…

Удовлетворенно кивнув, Диана вышла на улицу взглянуть на афишу.

Полюбовавшись на красочный, броский киноплакат, она перевела взгляд на соседний щит с расписанием сеансов документальных фильмов и оцепенела. Вместо названия фильма «Кто Вы, Самед Вургун?»[1] ярко нарисованная афиша кричала: «Кто Вы, самец Вургун?» Негодуя от ярости, Диана поспешила в мастерскую художников.

— Ну головой-то немного думать надо, вы чего написали! Немедленно переделывайте!.. Через два часа у нас встреча начинается, придут зрители и увидят такое, — возмущалась Диана. — Какое впечатление от нашего кинотеатра останется?