Проклятие тайных желаний (СИ)

Оно в меня въелось. Всю кровь мне отравило и выжгло.

А когда отец сбежал, мать начала или продолжила гулять.

У нее постоянно случались великие любови, проматывания ее денег — эти любови ее хорошенько жрали — ну и глобальные разочарования.

Хотя там всем ежам миров понятно, что матушка связывалась с разного сорта проходимцами.

Ну а я дебил. Я тоже пошел под откос.

В плане долбаных отношений, в остальных смыслах я всегда хорошо соображал.

Я подкатил к девице и изобразил из себя не маленького испуганного уродца, который нахрен не нужен даже своим родителям... Даже матери родной не нужен, матери хрены всякие больше нравились.

В тринадцать я повел себя примерно так же, как веду себя с женщинами сейчас.

Независимо, уверенно, как хозяин их душ.

Я просто не даю им пробираться ко мне в душу и узнавать про меня всякие наивные хрени. Что я люблю. О чем я мечтаю. Что я сделаю, если мои несбыточные мечты воплотятся...

Я не бросил ни любить, ни мечтать.

И верить не бросил, что какая-то женщина вдруг скажет: никакой ты не уродец. Я тебя люблю и буду любить, даже если все миры рухнут. Мы выползем с тобой из-под обломков и будем держать друг друга за руки.

Крепко-накрепко.

Бессмертные и счастливые.

Потому что я ее буду любить еще больше.

Ну, сколько нерастраченной любви накопилось у скелета?

Сантос мне сказал верить, и я верю.

Никому не верю, а ему — да.

Армела выглядит так, что ее охота запереть и трахать до помутнения рассудка. Ее рассудка само собой. Моего — тоже.

Я трогал ее и сходил с ума от ярости и бессилия, что она-то меня не хочет...

А насилуют девок одни паскуды.

Но это было до.

До того, что Арлена с ней сотворила.

Не сама Арлена, конечно, если бы Арлена так могла, вряд ли бы она честно трудилась в храме.

Кто-то еще Арлене помог.

Цепочка связей — и куколка превратилась в охеренную бабочку.

Я трогаю эту бабочку и... вашу ж мать... Едва не спускаю от ее новых фантазий.

Армеле понравилось со мной танцевать.

Так понравилось поле, что она захотела, чтобы мое поле ее отымело.

А поле — это я. Это волновая часть моей души.

Я еле отпустил ее в танцевальном зале, где она репетировала кручения.

А потом...

Естественно я никогда не участвую ни в каких уроках обольщения и прочих замутах блядского цирка.

Если у эльфов есть нимфомания или сатириазис — это их дело.

Нормальное, кстати, дело.

Тут вообще иное отношение к сексу, энергия — основа жизни и всего. У людей деньги, у эльфов эмоции.

Так что если у эльфов от секса энергия растет, и у меня, спасибо Сантосу, тоже, я не вижу смысла никого осуждать.

Кто наговаривает на храм, считает его чем-то грязным, дайте я вас обниму и пожалею.

Вы мало чего в жизни видали хорошего.

Но знать и терпеть то, что Армелу будет трогать какой-то ублюдок — я хоть и дебил, но не настолько.

Эта куколка — моя.

Плевать, что она об этом думает.

Ей буду играть я сам.

Арлене достаточно выплатить компенсацию за вымечтанное, но не полученное богатство с куколки, а еще выдать побольше квот для нее и девочек, и она отстанет.

Люблю, когда можно разговаривать на языке денег. Хуже, когда это уже чувства или личные счеты.

Я пытаюсь разгадать долбаную загадку, зачем Армела вообще пришла в храм.

Нимфомании у нее явно нет.

У тех, у кого есть — они шпилятся по садам, по лужайкам, по беседкам. У них первый вопрос, с кем бы и где сойтись.

Но куколка горячо и азартно уверяет, что хочет быть жрицей.

Может, она ошиблась и попутала?

Хочет жить, как старшая, и не понимает, что у младших все иначе?

Хотя старшие так или иначе шныряют с мужиками и с кем-то все равно шпилятся.

И довольно часто, просто потому, что им нравится так.

Ответ я получаю, когда вижу у себя в ящике заявку на посещение от некто Тарумы.

Тарума пишет следующее:

«Приветствую, главный жрец. Хочу поговорить с тобой о производительнице лодок Армеле».

О, все по правилам, не как у бедовой куколки туго с обращениями.

Я и жрец, и главжрец, жру, видимо, много, и главный... И возможно кто-то еще...

Куколка смешная.

Я сканирую образ отправительницы этой писульки: какая-то невнятная моль, ну, хорошенькая, как все эльфийки, это же не кто-то там, а эльфы, и не более.

Уровень ее опасности: ноль.

Приглашаю эту Таруму поговорить, раз она так хочет. Мне-то, ясно дело, на Армелу типа похрен. Мало ли у нас жриц.

Моль приходит в мой безликий серый кабинет — а поскольку нехрен меня читать эльфам — очень нарядная.

Мнется, жмется и, наконец, пищит:

— Вот!

Мыслеобраз мне кидает. А в этом мыслеобразе куколка среди молей и своих сестер.

Пьяная и злая, серые глазищи горят.

По пьяни обещает меня влюбить и кинуть. Иначе, мол, спляшет у солдат в казарме.

Я ей дам в казарме плясать. Особенно теперь.

Чтобы ее вся казарма отодрала по несколько раз? Нахрен.

— Очень интересная информация, — говорю, — спасибо тебе за доклад, Тарума. Можешь быть свободна.

Больше я эту шваль на порог не пущу никогда. Она даже в храм не зайдет, защита ее пропускать не будет.

Ненавижу таких гнид и предательниц.

Куколка у нас, значит, народная мстительница за сирых и убогих, а эта «подружка»...

Все с ними ясно, с такими подружками.

Она еле ковры слюнями не закапала, как на меня пялилась.