Проклятие Вероники

Сбегая по лестнице, Вероника обернулась. Джона позади не было. А когда лестница кончилась, он оказался прямо перед ней, спрыгнув с полутораметрового парапета.

– Привет, – сказал он, тяжело дыша и сгибаясь вперед, будто от боли.

Он был таким худым, что Веронике захотелось плакать. И постарел, наверное, на десять лет. Волосы отросли, губы обветрились.

Сейчас можно было бы снова побежать – Джон еле дышал, но Вероника не могла сойти с места, как не могла произнести ни слова. А ведь чувствовала, что если соберется с силами, то этот мужчина, единственный в ее жизни человек, с которым она могла бы быть счастлива, снова будет обожать ее до безумия, до преступления…

Но нет, это будет ненастоящим, неправильным, недолгим. Как договор с дьяволом. И во второй раз все кончилось бы куда более страшно.

Тем временем, обессиленный Джон привалился спиной к бетонной стене и оперся ладонями о колени. Он смотрел вниз, на свои кеды. Его поседевшие виски были влажными от пота. Совершенно не контролируя себя, Вероника сделала шаг вперед и тронула пальцами его плечо.

Он резко поднял голову, остановив ее одним только взглядом – чужим, отстраненным, закрытым. Она отступила.

– Прости меня… – сказала Вероника.

Небрежно махнув рукой, он продолжал рассматривать ее, будто не узнавая.

– Я не хочу об этом говорить, – Джон дышал уже ритмичнее, но от стены не отлеплялся. – Все это уже неважно. Ты лучше расскажи мне, что ты сделала с моей женой. Ты всегда знала, что Ксения Овсянникова моя бывшая жена?

– Я не знала этого… Правда, не знала! Но это же не я! Это все Герман, это он меня заставлял! Я бы никогда… Я уехать отсюда хотела – я тебе говорила, но папа раком болен. Ему жить осталось всего ничего. После его смерти я уеду. Джон, это все Герман затеял, я клянусь!

Джон пожал плечами:

– Какая разница, ты или он? Все равно. Вы оба – убийцы. И Ксению, и архитектора Шульгина, и Элю, и других – вы их убили. Пойдем со мной, я отвезу тебя в милицию. Ты дашь показания. У тебя есть всякие смягчающие обстоятельства, малолетний ребенок, умирающий отец. Он и правда умирает? Или ты соврала? Как соврала, что отец у тебя в тюрьме сидел? Зачем ты это делаешь?

– Не знаю… – созналась Вероника. – Я так давно лгу всем, что уже и не помню зачем.

– Надо прекратить.

– Я хочу прекратить! – выкрикнула Вероника, позабыв, что они на улице и где-то неподалеку ходят люди. – Я хочу этого, потому и уговорила тебя Сашку увезти и спрятала его как следует! Если Сашка попадет в руки Германа, он снова меня заставит работать на себя.

– Уговорила? – переспросил Джон. – Ты меня уговорила? Не знаю, что ты с людьми делаешь, только это не уговоры. Это какие-то психологические штуки? Приемчики из НЛП?

– Это мой дар, – Вероника почти плакала. Она и представить не могла, что Джон умеет быть таким жестоким.

Не меняя позы, не сводя с нее карих глаз, Джон произнес:

– Пойдем в милицию. Облегчи работу следствию. Расскажи все сама – тебе же легче будет!

– Нет, – всхлипнула Вероника, с трудом удерживаясь от Влияния. Ей нельзя, нельзя, нельзя. – Я не готова.

– Вероника, – теперь в его голосе звучали нотки угрозы: – ты убила Ксению. Как только я узнал это, мне захотелось тебя по асфальту размазать. Но я предлагаю тебе просто признаться во всем. Если ты этого не сделаешь, я сам это сделаю. Тебя все равно поймают. Рано или поздно, несмотря на все твои таланты. Даю тебе… два дня.

Он выпрямился, прошел мимо нее, поднялся по лестнице и исчез. Вероника осталась стоять на месте, приложив к груди правую ладонь.

Да, ее дар – это проклятие.

Лиля Семеновна

Выходка сына вовсе не обидела Лилю Семеновну. Она с детства, с самого его рождения доверяла Джонни. Он любит мамочку, Лиля Семеновна в чувствах сына ни секунды не сомневалась, а коль он побежал за этой женщиной, значит, и впрямь это необходимо.

Но Лиля Семеновна задумалась. Получается, сын знаком с аферисткой? Значит, он давно знал, кто надоумил бедную Ксюшеньку покончить с собой? Ясно, что та гадалка, к которой ходила Ксения, и есть Лида. Но почему он ничего не рассказал им с Катей? Единственное, что может заставить Джона соврать – стыд. Но тут дело темное и личное, нечто, во что Лиля Семеновна никогда бы не стала вмешиваться.

Но всплывают и параллельные вопросы: а что, если это Лида стреляла в Джонни? Или ее подельники? А что, если они опять попытаются убить его?

Лиля Семеновна подняла свою маленькую сухую ручку, собранную в кулачок, к губам и закусила кожу на указательном пальце. Мысленно она уговаривала себя не паниковать. Она взяла себя в руки, когда в три года Джонни упал на битое стекло и глубоко порезал запястье. Она прождала два дня, при этом читая лекции и общаясь с друзьями, пока Джонни искали в горах Домбая, где он свалился в расселину. Она отпустила его воевать в Чечню. Она и сейчас будет ему доверять.