Проклятое наследство

Отдел заграничных отправлений охватила паника. Будь испорчена одна посылка — куда ни шло. Выплатить одну компенсацию, извиниться перед одним человеком — невелика беда. Но ведь здесь катаклизм, катастрофа, кошмар! Пострадала не одна посылка, а, быть может, все лежащие под ней. В посылках же — дорогие ткани, шерсть, ценные предметы одежды, дорогостоящие продукты, сладости. При мысли о сумме, в которую обойдётся выплата компенсаций, у сотрудников отдела волосы встали дыбом.

Заведующая, взяв в помощь двух сотрудниц, рыдая и проклиная разными словами отправителей, которые черт-те что посылают, занялась подсчётом ущерба.

После двух часов тяжкой работы она немного успокоилась: не так все плохо, главпочтамту банкротство пока не грозит. Большинство посылок содержало или алкогольные напитки, совершенно не пострадавшие от селёдки, или льняное постельное бельё, которое и так часто стирается. Безнадёжно испорчены были только две посылки: залитое рольмопсовым маринадом детское пуховое одеяльце и бандероль с книгами, не представляющими, к счастью, библиографической ценности. Ещё некоторое сомнение вызвала, правда, сухая колбаса, издающая теперь крепкий селёдочный запах.

Подумав, заведующая и её подчинённые пришли к выводу, что селёдка колбасе не помеха, а селёдочный запах, может, даже повышает вкусовые качества колбасы.

Оставалось составить официальный протокол и написать извещения пострадавшим отправителям. Протокол заведующая писала лично, ей помогала контролёрша.

— А вот поваренной книги нам ни в жизнь не найти, — мрачно бубнила контролёрша. — Она в магазинах расходится вмиг. Что теперь делать?

Заведующая отложила ручку и ещё раз осмотрела подмокшую книгу.

— В конце концов, прочитать можно, — сказала она. — Оставим, пусть отправитель сам решает, пошлёт такую или вообще никакой. Что там дальше?

Контролёрша с лёгким отвращением взяла двумя пальцами следующий мокрый предмет и объявила:

— Пуховое одеяльце. Никуда не годится.

— Подождите, не могу же я написать в официальном документе «никуда не годится». Надо сформулировать как следует. Что за ткань на одеяле?

— Дамаст.

— Так. «Детское одеяло из дамаста…» Нет, нехорошо. «Одеяло детское. Негодность 100%. Дамастовое покрытие промокло насквозь, все в подтёках и…» И как, написать, что воняет?

— Ещё как воняет!

— Но так же писать нельзя. «Издаёт запах»? Тоже не то.

— Пропиталось селёдочным запахом, — подумав, предложила формулировку контролёрша.

— Очень хорошо. «Пропиталось селёдочным запахом». Дальше. «Пух…» А почему вы думаете, что там пух?

— Так в декларации же написано.

— Написать можно что угодно. Надо проверить. Опять же пух разный бывает — гусиный, утиный, может быть пополам с шерстью, а может оказаться не пухом вовсе, а пером. А нам выплачивать компенсацию. Проверьте!

— Как же я проверю? Внутрь ведь не заглянешь.

— А вы разрежьте, все равно вещь испорчена.

Взяв ножницы, контролёрша с усилием разрезала мокрый дамаст, засунула руку внутрь и вытащила из одеяльца горсть содержимого.

— Пух, — сказала она, разжав ладонь. — Только вроде ещё с чем-то. Может, и правда с шерстью?

Она опять сунула руку под дамастовое покрытие, вытащила ещё одну горсть пуха, и вдруг брови её удивлённо поползли вверх.

— А это что? Пух с бумагой, что ли?

Заведующая наблюдала за её действиями с растущим беспокойством. Из глубин одеяльца контролёрша извлекла большой ком мокрого пуха, в котором виднелось несколько длинных зелёных бумажек, очистила одну из них от налипшего пуха и…

— Пресвятая Богородица! — сдавленным голосом произнесла заведующая.

Несколько минут обе, не шевелясь, с ужасом вглядывались в зеленые банкноты. Первой опомнилась заведующая. Она вскочила, перевернув стул, и крикнула душераздирающим голосом:

— Ничего не трогать! Ни к чему не прикасаться! Милицию! Свидетелей! Директора!

В присутствии комиссии, составленной из представителей почтовой, таможенной и милицейской служб, пуховое одеяльце с оригинальной начинкой было торжественно разрезано на мелкие кусочки. Выяснилось, что начинка состояла из пятидесяти шести стодолларовых купюр, издававших резкий селёдочный запах.

— Неплохо! — одобрительно заметил поручик Вильчевский, услышав о сумме в пять тысяч шестьсот долларов. — Кто же отправитель?

В таможенной декларации и в адресе на посылке отправителем значился некий Иероним Колодзей, проживающий по адресу: Варшава, улица Дольная, дом номер тридцать четыре. Адрес был написан чётко, шариковой ручкой, кривоватыми печатными буквами.

При внимательном изучении останков бесценного одеяльца было обнаружено, что один из швов дамастового покрытия распарывался и сшивался вновь вручную, причём старательно имитировалась машинная строчка.

Этот факт автоматически исключал из числа подозреваемых изготовителя и избавлял милицию от трудоёмкой и наверняка напрасной работы по его выявлению.