Проклятое золото храмовников

Когда он как-то шел к реке, сопровождаемый мышиным эскортом, ему навстречу попалась здоровая черная крыса из числа тех, кто неизменно сопровождает мореходов, вольготно проживая в корабельных трюмах. Пробегая мимо, та остановилась, подняла голову, недовольно уставившись на Чарли, какое-то время прислушиваясь к мелодии, выводимой юношей, но вскоре потеряла к ней всякий интерес и потрусила по своим загадочным крысиным делам.

«А ведь если сыграть как-то по другому, то может, и на них подействует, как на мышей, – мелькнуло в мозгу Чарли. – Надо заняться». Он отловил себе крысу, посадил ее в железный ящик, чтобы та не смогла его прогрызть и убежать, и принялся часами наигрывать перед нею разные вариации на своей дудке. Не сразу – прошел целый месяц – но ему удалось подыскать нужное сочетание клапанов.

Правда, до этого с ним успело приключиться одно происшествие. Пока он подбирал нужную мелодию, дверь в каморке на постоялом дворе, где он жил, внезапно отворилась и Чарли увидел стоящую в проеме маленькую девочку. Та точно так же как и те мыши, завороженно смотрела на юношу, медленно раскачиваясь в такт мелодии. Кстати, судя по одежде и мутновато-туманным глазам, до того, как ее услышать, она спала. Продолжая раскачиваться в такт мелодии, она направилась к Чарли, остановившись перед ним.

А спустя несколько секунд в коридоре раздался новый шлеп-шлеп и в открытую настежь дверь вошел второй ребенок, мальчик лет восьми. Еще через пару минут перед юношей собралось четверо детей в возрасте примерно от шести до девяти лет. Одинаковые мутновато-заспанные глаза, смотрящие куда-то вдаль, одинаковые движения… Чарли стало жутко и он прекратил игру, но те очнулись не сразу – пришли в себя минут через пять, не раньше. Впрочем, в конечном итоге это ночное происшествие последствий не имело – ну, встали дети одновременно со своих постелей среди ночи, ну, разбрелись, однако вернулись же обратно по своим комнатам, включая хозяйскую дочку.

Прошло три года… Теперь он был одет в щегольский камзол, как правило, зеленого цвета, и с гордостью представлялся как непревзойденный крысолов Чарльз де Каули.

И вот как-то раз, когда он находился в Германии, его обманули. Нет, недоплаты случались и раньше – то отдадут обговоренную плату порченными монетами, то исхитрятся обжулить как-то иначе, но столь нахально, как в Гамельне, с ним не поступали ни в одном городе. Магистрат, пользуясь тем, что договоренность была устной, сделал вид, что Чарльз ослышался и речь во время заключения устного договора между ним и магистратом шла не о сотне золотых флоринов, или, как их называли в Германии, гульденов, а о… гротах. Да еще пошутили, что куда лучше иметь тысячу двести лилий, нежели сотню[20]. И тщетно крысолов доказывал, что правда на его стороне, ибо он не мог ошибиться, последний год всегда называя заказчикам одну и ту же цену, причем во флоринах. Жирные надменные бюргеры даже слышать его не пожелали, поставив жесткий ультиматум: либо он забирает гроты, либо пусть катится из города подобру-поздорову.

И тогда жажда проучить бессовестный городской магистрат столь сильно воспылала в его сердце, что Чарльз вспомнил про особую мелодию, которую зарекся играть, не подумав, к чему может привести его затея.

Как водится, на самом интересном месте повествование резко прервалось – Каули захрипел и ухватился за горло, явно задыхаясь от приступа удушья…

Глава 12. Очевидное – невероятное

Друзья как по команде уставились на Изабеллу, прижимающую к сердцу некий зеленоватый флакон и явно пребывающую в растерянности.

– Просит чего-то, – осторожно подсказал ей Улан, тронув ее за локоть.

– И ручонку, судя по всему, тянет к вашей чекушке, – добавил Сангре. – Может, стоит налить стопарик страждущему, а?

– Вы оба ничего не понимаете, – хрипло выдавила Изабелла. – Это такое питье… Я уже давала ему один раз. Вторая доза просто убьет его.

– Сразу?

– Через час, от силы через два он уйдет из жизни.

Петр философски заметил:

– Если он действительно, вольно или невольно, но приложил руку к смерти такого количества детей, то жизнь для него и есть самая сильная кара, так что лучше дать ему возможность договорить и…

Изабелла внимательно посмотрела на него.

– Кабальеро всегда так жесток?

– Не я – жизнь, – хмуро возразил Сангре. – А если рука не поднимается, давайте кто-то из нас его напоит. Нам бы только дозу нужную отмерить.

Изабелла упрямо мотнула головой и… вынула пробку из флакона. Из глаз девушки ручейками текли слезы, но рука с флаконом, поднесенная ко рту умирающего, была на удивление твердой и практически не дрожала.

Стоило Каули сделать глоток, как его бледное безжизненное лицо порозовело и он с жадностью сделал второй глоток, третий и, облегченно вздохнув, продолжил свой рассказ.

– У нас в Англии есть хорошая поговорка, которую я тогда забыл, – грустно усмехнулся он. – На русинском она звучит так: недостаточное знание опасно. Но тогда я не понимал, насколько опасно, а узнал слишком поздно, когда изменить что-либо было не в моей власти…