Читаем Проклятые поэты полностью

Проклятые поэты

В искусстве модернизм со временем становится классикой. Феномен пр'oклятости, отверженности, непризнанности  – естественная реакция «академиков» на гениальное новаторство и смелость юности. Искусство, эстетика, как и культура в целом, развиваются путем смены парадигм, рождения новых, ранее неведомых миров. «Пр'oклятые поэты»  – ярчайшее свидетельство творения новой гениальной поэзии с модернистской тематикой и стилистикой, содержанием и формой. «Век Бодлера» по значимости и степени воздействия на культуру XIX века можно сравнить с «веком Джойса» сменившей его эпохи. В широком смысле слова «пр'oклятые поэты»  – большинство когда-либо живших художников, ибо довлеющее над ними «проклятье» отражает глубину экзистенциального дара или состояние между ужасом и восторгом жизни, способностью слышать самые тихие шепотки «зова Бытия».В этой книге читатель сможет проследить жизненные перипетии и поэтические искания великих поэтов Франции XIX века, художественные открытия которых оказали определяющее влияние на развитие мировой поэзии в целом, в том числе  – на поиски и достижения русских символистов Серебряного века.

Игорь Иванович Гарин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное18+

Игорь Иванович Гарин

Проклятые поэты

Предисловие

Название книги нуждается в пояснении. Выражение «пр'oклятые поэты», пущенное в литературный оборот Полем Верленом, в строгом смысле относится, помимо самог'o «бедного Лелиана», к пяти персонажам его очерков – Артюру Рембо, Тристану Корбьеру, Стефану Малларме, Марселине Деборд-Вальмор, Огюсту Вилье де Лиль-Адану, терзающимся певцам «несчастного сознания», как еще раньше окрестил феномен экзистенциальной души самый неэкзистенциальный из философов Гегель. Не определяя этот феномен (см. мои книги «Воскрешение духа», «Пророки и поэты», «Что такое философия и что такое истина?»), я могу констатировать, что люди, сознающие абсурд человеческого существования, пребывающие в «зазоре бытия», вечно озабоченные неразрешимостью человеческих проблем, остро взыскующие Бога и Истины, терзающиеся собственным «слишком человеческим», – рождались во все времена: достаточно привести примеры Плотина, Блаженного Августина, Данте, Паскаля, Киркегора, Толстого, Достоевского…

В широком смысле слова «пр'oклятые поэты» – большинство когда-либо живших художников, ибо довлеющее над ними «проклятье» было глубиной экзистенциального дара, состоянием между ужасом и восторгом жизни, способностью слышать все шепоты «зова Бытия». Иными словами, писать о «пр'oклятых поэтах» – значит притязать на составление поэтической истории шедевров мировой поэзии.

Задача автора гораздо скромнее – расширить круг французских «пр'oклятых», включив в него прежде всего Шарля Бодлера, того «самобичующегося», без которого не было бы самого описываемого феномена или, по крайней мере, он имел бы совсем иной вид. Естественным представляется автору и включение в этот круг ряда авторов, не относящихся к «пр'oклятым» в понимании Верлена, но явно предшествующих им, наложивших на их творчество определенный отпечаток. Меня не смущает, что при таком подходе в «пр'oклятые» попадают поэты, «числящиеся» за другими школами, – потому что, как я разумею, любые классификации великих поэтов порочны: великий – единственный и неповторимый, сам себе школа. «Пр'oклятые» – не классификация, а поэтическая судьба[1], структура сознания, темперамент, отношение к миру, состояние духа, тревога, страдание, боль… Объединяют «пр'oклятых» именно терзание, внутренний трепет, глубина видения – не школа, а темперамент. Ибо первейшее качество «проклятья» – персональность, неповторимость, особость…

Интересно, а что сам Верлен имел в виду под пр'oклятостью? Неприкаянность? Душевный разлад? Изгойство? Неблагополучие как житейский удел? Отверженность? – Мне кажется – возвещающую правду, ту правду, которую никто не желает слышать и за которую подвергают проклятью…

Хрипы и плач сородичей по семейству «пр'oклятых» пробиваются из-под глыб бодряческой неправды охранителей устоев как истинная ее подноготная и вызов сытому самодовольству.

Нонконформизм и эпатаж «пр'oклятых» – не что иное, как проявление тонкой, сверхчувствительной души, реакция на безразличие и вечную спячку человека-массы. Не случайно Жан Руссело считал пр'oклятых предвестниками современного «духовного бунта».

Еще до появления верленовских пр'oклятых «пр'oклятые», «осужденные» (maudit, le damn'e) присутствуют в качестве главных героев лирики Бодлера, бросающих вызов лицемерию и ханжеству, «погрязающему» (vautrer) во лжи и пороке. Увы, им часто ничего не остается, кроме бравады, потому-то «пр'oклятые сердца» устремляются к «le vide, le noir et le nu» (пустоте, мраку, обнаженности), порой пытаясь уверить себя, что ужас жизни им приятен. Это – самообман. Сам Бодлер никогда не отдает предпочтения одной стороне жизни, даже «побежденный человек», «побежденный разум» для него – бывший «возлюбленный борьбы».

У отверженных, изгнанных, обреченных, пр'oклятых своя гордость – вызов миру, сильным и признанным, презрение к их ценностям и их счастью, бравирование своим мучительным душевным разладом, «изгнанием из рая». У Бодлера «вольнодумец» заявляет, что изгнание не страшит и не печалит его; своему «доброму ангелу» «мятежник» отвечает: «Не хочу и не буду!»

Следует иметь в виду, что «пр'oклятость» имела не только социально-психологические последствия, но и трагически отразилась на личных судьбах поэтов. По крайней мере четыре из них (Нерваль, Бодлер, Кро и Верлен) рано покинули этот мир в результате «последствий» пр'oклятости – я имею в виду психические и наркотические хвори или безумие.

Мне представляется, что проклятье, подразумеваемое прилагательным «пр'oклятые», есть выбор – Бодлером, Лотреамоном, Верленом, Рембо – самого себя, следование своей нонконформистской правде, служение свободе такого выбора, духовный аристократизм, не косящийся по сторонам – что обо мне подумают другие, каким я буду в их глазах?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы