Проклятые поэты

Искусство тем прекрасней,Чем взятый материал  Бесстрастней:Стих, мрамор иль металл.О светлая подруга,Стеснения гони,  Но тугоКотурны затяни.Прочь легкие приемы,Башмак по всем ногам,  ЗнакомыйИ нищим и богам.Скульптор, не мни покорной

И мягкой глины ком,  УпорноМечтая о другом.С паросским иль каррарскимБорись обломком ты,  Как с царскимЖилищем красоты.Прекрасная темница!Сквозь бронзу Сиракуз  ГлядитсяНадменный облик Муз.Рукою нежной братаОчерчивай уклон

  Агата,И выйдет Аполлон.Художник! АкварелиТебе не будет жаль!  В купелиРасплавь свою эмаль.Твори сирен зеленыхС усмешкой на устах,  СклоненныхЧудовищ на гербах.В трехъярусном сияньеМадонну и Христа,  Пыланье

Латинского креста.Все прах! – Одно, ликуя,Искусство не умрет,  СтатуяПереживет народ.И на простой медали,Найденной средь камней,  ВидалиНеведомых царей.И сами боги тленны,Но стих не кончит петь,  Надменный,Властительней, чем медь.

Работать, гнуть, бороться!И легкий сон мечты  ВольетсяВ нетленные черты.

Я не согласен с утверждением, будто «грезой Готье» была его мечта соединить явь с идеалом, – много в жизни повидавший, искусством умудренный, он вряд ли видел разрешение внутреннего или социального конфликтов утопиями единства. Природа у Готье потому и ревнует к искусству, что он сознает непреодолимую бездну между «первой» и «второй» природой, превосходство «идеала» над «вещью». Если хотите, «Эмали и камеи» – попытка поэта создать такое искусство, к которому вечно будет ревновать природа.

Готье считал законы литературы равноценными законам жизни. Гумилёва приводил в восхищение известный штрих биографии Готье: вернувшись из кругосветного путешествия, он написал книгу о нем, в которой рассказал не о жителях увиданных стран, а о себе…

Постыдных промахов неискупимый грех,Весь хаос, где во тьме плодится нечисть эта,Всю гниль, всех карликов и недоносков этихТы искупить должна рождением Поэта!

Путевые записи Готье, вошедшие в книгу «Путешествия», относятся к шедеврам этого жанра. Хотя автор почти ничего не пишет о жителях увиденных стран, Италия, Испания, Россия, Турция, Восток оживают под пером путешественника-поэта: запахи и краски жизни, памятники искусства, своеобразие природы привлекают автора, чувствующего себя не туристом, а конквистадором, может быть, единственным обитателем каждой из посещаемых стран:

…Я отправился в Константинополь, чтобы быть мусульманином в свое удовольствие; в Грецию – для Парфенона и Фидия; в Россию – для снега, икры и византийского искусства; в Египет – для Нила и Клеопатры; в Неаполь – для Помпейского залива; в Венецию – для Сан-Марко и дворца Дожей. Ассимилироваться с нравами и обычаями страны, которую посещаешь, мой принцип; и нет другого средства все видеть и наслаждаться путешествием.

Готье ощущал себя пилигримом не только во время путешествий, но и бесконечных штудий в области истории литературы. Вслед за Сент-Бёвом он извлекал из небытия забытых гениев прошлого, этих «кавалеров шпаги и пера», авторов величественных од и вакхических песен.

Как человек, личность, Теофиль Готье был предельно далек от бунтарства, эпатажа, жизненного напора, даже романтической патетики. Чувствительный и незащищенный, он не столько обличал эпоху и время, сколько бежал от них, пряча неудовлетворенность за буффонадой и меланхолией (это его собственные слова). Маска эстета, которую он нередко надевал, была средством защиты слабого человека от мерзостей жизни.