Проклятый город. Однажды случится ужасное...

Со всей наивностью своих двенадцати лет он колебался: стоит ли говорить ей о психической энергии, о борьбе сил добра и зла, обо всех этих философских концепциях, которых он не мог объяснить, но об истинности которых догадывался — даже здесь, в сердце Лавилль-Сен-Жур.

— И я уверен, что город каким-то образом управляет всеми этими событиями…

Бастиан невольно огляделся по сторонам. Было уже темно, и в какой-то момент ему показалось, что деревья, дома, прутья ограды ожили и сейчас внимательно слушают разговор, незаметно склоняясь над ними, чтобы не упустить ни единого слова.

— Я знаю, — тихо сказала Опаль. — Всего несколько дней назад здесь нашли одного мальчишку… он был насажен на прутья ограды.

На мгновение Бастиан закрыл глаза. Полицейские, которых он видел здесь совсем недавно… значит, вот что случилось…

Бастиан решил, что пора ей все рассказать: и про «мадам Патош» с ее «всяяя-ааакие ве-ееещи…», и про фразу «Однажды случится ужасное», и про кошмары, и про садовые качели… Он подвел Опаль к скамейке и начал рассказывать. Бастиан говорил, не останавливаясь, почти четверть часа. В заключение он сказал:

— Надо, чтобы все поняли, что здесь происходит. У нас нет другого выбора. Не спрашивай почему, но… мы должны это сделать.

— Но как?! Я… я боюсь. Что, если портал между мирами закрылся не полностью? Я имею в виду — после сегодняшнего… сеанса?

У Бастиана тоже были похожие опасения: ему казалось, что белые тени незаметно за ним следуют.

— Я еще не знаю, Для начала я продолжу разговор с «Жюлем Моро». К тому же мне придется поговорить с родителями…

— С родителями? Но зачем?

— Мне почему-то кажется, что я здесь уже был. Мне снилось что-то похожее… я не помню точно, но какие-то здешние места мне кажутся знакомыми. Когда я хожу по улицам, у меня… как это называется… дежавю. Особенно здесь, в парке. И еще — у собора с горгульями. Не знаю, как он называется…

— Сен-Мишель?

— Да, наверно… Когда я его в первый раз увидел, он напомнил мне собор из моих снов. Там тоже были горгульи над входом…

— И когда ты просыпаешься, то почти ничего не помнишь?

Бастиан помедлил, потом произнес:

— Во всех этих снах есть какой-то человек… всегда один и тот же. И иногда мне кажется, что это одновременно и я сам… то есть таким бы я мог стать, если бы сошел с ума…

Неожиданно Опаль улыбнулась. На ее щеках появились ямочки, а нос слегка наморщился; это придало ей сходство с Самантой из «Моей любимой ведьмы».

— Да нет, ты пока не сошел с ума. Ты, конечно, меня сегодня малость напугал… но ты не сумасшедший. В этом я уверена.

Сразу вслед за этим произошло нечто волшебное и совершенно неожиданное здесь, в туманном сумраке Лавилля, под темной аркой древесных крон, среди замкнуто-настороженных домов: Опаль слегка погладила Бастиана по щеке, потом обняла, положила голову ему на плечо, а по прошествии нескольких секунд осторожно коснулась его губ своими губами.

Глава 36

— А ты любишь туман?

Этот вопрос вызвал недовольную гримасу на толстом лице Рози Менгиронд, которой очень подходила ее фамилия. («Здоровенная, как менгир, и круглая, как колесо»[12], — говаривал ее папаша каждый раз, когда был в хорошем настроении, то есть в среднем пару дней в году.) Рози подняла глаза от миски, в которой взбивала яйца для омлета, и повернулась к окну. Дженни Бертеги на цыпочках стояла перед окном, опираясь руками на кухонную раковину, и разглядывала туман, уже сгустившийся в саду.

По мнению Рози Менгиронд, Дженни была самым несносным ребенком из всех, за которыми ей приходилось присматривать, а уж за тридцать с лишним лет работы горничной, кухаркой, прачкой и садовницей в одном лице, короче говоря, «помощницей по хозяйству», она на каких только мелких паршивцев не насмотрелась!

Во-первых, девчонка была смазливой. Не то чтобы Рози ревновала ко всем представительницам слабого пола, которым с внешностью повезло больше, чем ей (таких приходилось девяносто девять на сотню), но у «этой» красота была какой-то… раздражающей. Во-вторых, «дочка легавого», как презрительно называла ее Рози (она никогда не испытывала особого почтения к силам правопорядка, потому что здесь, в Лавилле, все проблемы решались с помощью… других сил), относилась к тем невыносимым почемучкам, которые постоянно задают самые дурацкие вопросы: почему трава зеленая? что такое облака? почему вот это считается красивым, а то — некрасивым? И так целый день. Свихнуться можно!

И наконец, у нее была не менее раздражающая манера «тыкать» всем подряд.

Кажется, она опять что-то спросила? Ах да, про туман…

— А чего мне его любить или не любить? — сердитым голосом произнесла Рози. — Я с ним всю жизнь прожила. Ты еще спроси, нравится мне здешний собор или там парк.

Дженни обернулась и посмотрела на нее — сначала удивленно, потом… как-то странно.

— Ну, я вот тоже постоянно вижу то солнце, то дождь, — с важностью сказала она, явно подражая тону взрослых (а голосок все равно был цыплячий). — Но солнце я люблю больше.