Проклятый мир. Путь на Дагар

В груди все гореть начинает. Мешает так, что хочется вырвать. Хочется кричать на саму себя, чтобы повернулась, чтобы поддержала, просто обратила внимания, но нет. Прости, прости, — шептала мысленно, надеясь, что она услышит.

— Все, я гулять.

Это единственное, что я сказала, прежде чем уйти, даже не повернувшись к ба. В моей памяти, все выглядело иначе, до этого дня. Хотя это вообще не выглядело никак. Не помнила я этого момента. Как же я отвратительна. Неужели, это метка так действовала на меня? Я не могла быть такой. Сейчас, я отчетливо чувствую боль. Настоящую, мою. Все внутри меня выворачивалось наизнанку, я боялась даже дышать, чтобы не закричать от раздирающих эмоций. Видеть себя со стороны, было страшно. Страшно от того, что со мной сделала собственная мать. Как бы мне хотелось, вернуться назад, и обнять ба. Сказать, как сильно скучаю, как благодарна за то, что воспитала меня такой, какая я есть.

Ветер ворвавшийся в окно квартиры, забрал меня с собой, показывая новую картинку. Мне восемнадцать недавно исполнилось. И этот день я конечно помню. Похороны. Ба умерла. Сердечный приступ. Мы хоть и ведьмы, а болезни у нас, вполне себе человеческие.

Та, я, смотрю на нее, пустыми и безразличными глазами, ковыряясь туфлей в земле. Но сейчас, меня поглотила горечь потери, ядовитая и болезненная.

Ба!!! — я закричала внутри себя, да так, что было сил, от того как надрывно плакало мое сердце. Тянула руки, желая прикоснуться к ней, последний раз. Хочется увидеть вновь ее глаза, почувствовать ее заботу, и подарить в ответ то, что чертова мать запретила мне делать!

Почему же, не подошла, не попрощалась?! Я раздирала на груди кожу ногтями, пытаясь вновь избавиться от этой боли, она невыносима, она повсюду, она ломает. Я так привыкла, не чувствовать ее, что сейчас, кажется переполнена, и она сильным потоком выливается из меня.

Я же уходила с кладбища, думая о том, чтобы быстрее этот день закончился. Да мне было тоскливо, что осталась одна, но на этом все. Я не грубила никогда, просто отталкивала от себя, и не давала той любви, что жила во мне. Помню, когда вошла в квартиру, на диване сидел Рэндал.

— Соболезную, — проговорил он тогда. Он переживал смерть ба, а меня мало заботили его чувства.

— Её больше нет, значит и тебе здесь нечего делать. Уходи.

— Я не уйду, — голос обреченный, он пропитал мои мысли отчаянием и виной.

— Ты мне не нужен, сколько можно повторять?! — вскипела я.

— Хорошо, я исчезну. На время. Ты так и не открыла мой подарок…, — огорченный голос Рэнди отдалялся, растворялся в сознании оставляя понимание, какая же я тварь.

Сейчас, я видела, как безразлично причиняла ему боль. Я этого не хотела! Не хотела!

Рэнди говорил о силанти, тот самый подарок на восемнадцать лет. Я действительно открыла его только через пол года. Все его подарки, я открыла через пол года, после смерти ба! И Рэндала не было все это время, ведь я сама выгнала его! Представляю, как тяжело ему это далось. Лишь в тот момент, когда открывала коробочки и рассматривала подарки, что он дарил, которые до этого, я скидывала в темный шкаф как не нужный хлам, осознала, мне его не хватает.

Поняла ли я, что такое боль? Сполна, и она будет преследовать меня, всю оставшуюся жизнь. Вина выжжет меня, заставит тлеть, напоминая каждую минуту, что я натворила. Прочувствовала ли? Кажется, да. Я пойму наверняка, когда проснусь. Боль потери, боль безразличия, боль от того, что родная мать, пожелала для меня такой жизни. Даже не для меня, для тех, кто любил меня, несмотря ни на что. На сколько, нужно быть подлой и обозленной на весь мир?

Боль, и есть наш истинный, внутренний мир. Это его осознание. Темнота постепенно забирала меня, погружая в бездну беззвучия и тишины. Мне будет о чем подумать, когда проснусь. Только просыпаться страшно. Наверняка будет больнее чем больно.

Глаза я раскрыла с трудом. Видимо все слезы, что пролила блуждая по воспоминаниям, были настоящими. Еще мне сильно жгло грудину. Слегка оттопырила одеяло, и увидела повязку, из листьев. Юльда постаралась, — вздохнула я, пытаясь подняться. Голова просто раскалывалась.

— Рид, — прохрипела я, так как в горле образовалась пустыня. И судя по ощущениям, сейчас там песчаная буря.

— Проснулась, — инкуб несмело приоткрыл дверку, и просунул голову.

— Будь хорошим мальчиком, принеси воды, — я плюхнулась обратно на кровать, понимая, что сил у меня нет на подъем.

— Вот, это Юльда сказала дать тебе, когда проснешься, — Рид протянул теплый отвар. Немного приподнялась, взяла чеплашку трясущимися руками, и с огромным удовольствием ее осушила. Отдала посудину инкубу, и улеглась обратно.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как выжатый лимон.

— Это означает плохо? — Рид нахмурился, пытаясь понять, что я сказала.

— Не хорошо.

— Юльда после обеда придет, сказала мужу помочь нужно. Тебе наказано хорошо позавтракать, принять ванну или душ, как сама захочешь, — Рид активно загибал пальцы, а я пассивно, хотела его убить.

— Козлик мой, миленький, у меня голова болит сильно, а ты кричишь, — проскулила, понимая, что затыкаться он не собирается.