Прокурорская крыша

– Расскажи нам еще раз, Илюша, – елейным голосом попросила Тамара.

Тот пробежался взглядом по потолку и произнес:

– Как клюнет между глаз, так что и не помню совсем ничего…

– Кто и где? – наплывал адвокат.

Уколов смотрел затравленно. Сказать, что был в госпитале, – до утра не доживешь. Кому они нужны дополнительные свидетели-недобитки.

– Молотком, кажись… Иду. Никого не трогаю. Из-за угла вываливаются двое. Дай закурить… Все карманы выворотили…

Рассказ пришелся по вкусу, и жертву разбоя стали неподдельно жалеть.

– Где тебя носило? – спрашивала Тамара. – Ты же должен быть в совхозе…

– А я и был. Деньги получил… Потом решил навестить, но выехал под вечер…

Действительно. Бедный. С самого вечера, получается, валялся где-то в кустах с разбитой головой.

– Тогда тебя надо в больницу…

– Не надо!

– Ты же умрешь…

– Не умру!

Уколов повернулся лицом вниз, уперся руками в пол и поднялся. Видали? Вот он каков! В карманах вот только пусто. Выгребли.

Тамара развела руками.

– Дай лоб хоть тебе осмотрю.

Сняла простыню. Достала бутылочку с перекисью водорода и смыла вокруг раны запекшуюся кровь. Чем это его действительно угостили? Словно бы сам на что-то напоролся. Вероятно, так и есть. Залил шарики и пошел молодость вспоминать…

– Тошнит? Голова кружится?…

– Есть маленько…

– Пройдет… Ложись на постель.

Уколов даже обрадовался. Улыбнулся через силу и лег на кровать. Наверняка только что беседовали на кухне, как с ним поступить – на котлеты изрубить или проще обойтись. Из окошка выкинуть.

Подумал и содрогнулся. Подсунул бог знакомство. Заклятые друзья теперь с Филькиной на всю жизнь. И он, глупец, согласился. Обрадовался, четыреста тысяч на горизонте замаячили. Надо всего лишь убрать старика – и деньги твои. Но это же все равно, что попасть в штаны обоими ногами сразу – вот что значит все это поганенькое дело.

Тамара еще раз осмотрела рану. Кость вроде цела, а в остальном зарастет как на собаке. И воткнула Илюше в задницу одноразовую иглу.

– Расслабься. Тебе сейчас станет хорошо. Потом ты уснешь и будешь спать до обеда… Все рассказал нам? Менты к нам не придут?…

Уколов вытаращил глаза: за кого его принимают! Судьба расписки была ему пока что неизвестна.

…Уколов действительно, проспал до двух часов и проснулся от страшной головной боли. Словно перед этим бурил головой канавы. Тамары в комнате не оказалось.

Где-то шумела, не прекращаясь, вода. С трудом опомнился ото сна и сразу вспомнил о расписке. Куртка висела на стуле. Протянул руку, сунул в нагрудный карман. Пусто. Сунул в другой – тоже пусто. Все карманы облазил и не нашел заветный документ. Однако точно помнил, что расписка лежала внутри.

Поднялся с кровати и уставился в угол, отчетливо понимая, что ни одной путной мысли в голове у него нет. Выходит, пока лежал, расписку у него спокойно вытащили. И теперь никто ему не обязан. Даже сорока копеек.

Уколов утер ладонью лицо – даже в жар бросило. Но если он скажет об этом Тамаре, а она расписку не брала, тогда выходит, что брали другие. Пока без памяти валялся больничной палате. Илью Николаевича вдруг стало морозить. И то и другое одинаково опасно сейчас для него. И те, и другие могут приложить к нему руки.

Благополучного исхода из сложившейся ситуации не предвиделось. Лучше пока молчать и ни о чем не спрашивать. Можно продолжать жить, как жил до этого. Если, конечно, гигантская сосулька с крыши на голову не упадет, несмотря на лето, и не прикончит окончательно.

С кухни донесся мужской голос и женский смех. Приглушенный. Словно рыдание сквозь марлевый кляп. Веселятся себе до сих пор. Интересно, что их вместе связывает – адвоката и госпожу Филькину. Водят разговоры вокруг да около, и ничего из этих разговоров не понять. Тамара – умная кошка. Но Илюша не хочет быть мышкой.

Уколов начинал соображать. Единственный выход – это снова лечь и закатить глаза.

Он лег и отвернулся к стене. И сразу услышал, как к комнате кто-то идет. Вошли. Остановились.

Уколов отчетливо застонал. Это ему не стоило больших трудов, поскольку голова действительно раскалывалась. Потом отворил глаза.

К нему подошли и остановились. Два голубка. Она – в махровом халате и волосах, закрученных на бигуди. Он – в брюках, одной рубахе и тапочках на босу ногу. Купаться, вероятно, в душ ходили. Дуэтом. Придется до конца прикидываться и ничего не замечать.

– Ой-ой… Головушка моя…

До него вдруг дошло, что если к Филькиной до сих пор не пришли из полиции, значит, расписка так и не попала в их руки. А ведь там ее адрес записан. И данные паспорта. Выходит, что потерял. Так и есть, пока брел «на автопилоте».

Уколов смотрел в потолок, не зная, что делать, – то ли плакать, то ли смеяться. Лучше впасть в ступор. Выпучить глаза и смотреть. Как та корова, которую осеменяют принудительно.

– Живой?

– Ага…

– Тошнит?

– Да нет вроде… Башка вот только шумит…

Адвокат сел рядом, раскинув ноги циркулем. Волосы кудреватые с проседью приглажены. Сыроваты пока что. Точно, дуэт исполняли только что, пока он лежал. Вот и надейся после этого на женский пол.

«Зонтиком не угостите?…» – «Ой, да с превеликим удовольствием…»