Обслуживала их готическая официантка. Иссиня-черные волосы, лицо свежей покойницы, глаза густо обведены черной тушью. Для полноты образа на ней были черное платье и черные кружевные перчатки. Единственным светлым пятном в ее наряде оказался накрахмаленный передник – уступка правилам заведения.
Леня подумал, что такой готический образ как нельзя больше подходит к окружающей их средневековой атмосфере.
Лола разглядывала узоры на кофейной гуще, Пу И играл бахромой скатерти, а Маркиз что-то рисовал в путеводителе, когда башенные часы отбили без четверти двенадцать.
Лола уронила ложечку, а Пу И чуть не описался. Местные жители за соседними столиками не обратили на бой часов никакого внимания.
– Вот что значит привычка, – уважительно проговорил Маркиз. – Они слышат эти часы с детства и уже перестали их замечать. Если бы ты жила в соседнем доме, ты бы тоже привыкла и спокойно спала бы под их бой.
– Вот уж не знаю, – проворчала Лола, наклоняясь за ложкой, – по-моему, я быстрее сошла бы с ума или оглохла. Единственное, что меня утешает, – что ждать осталось всего пятнадцать минут.
Последняя четверть часа пролетела незаметно. Маркиз с интересом посматривал на двух девушек в дальнем углу кафе. Лола погрузилась в свои тяжелые мысли и ничего не замечала. Пу И спокойно спал у нее на коленях.
Без одной минуты двенадцать Леня отставил чашку и приготовился, как бегун на старте.
Лола тоже прониклась серьезностью момента. Даже Пу И проснулся и опасливо подобрал лапы.
– А чего мы должны ждать? – шепотом спросила Лола.
– Понятия не имею, – честно признался ее отважный компаньон. – Поймем по ходу дела.
Часы снова начали бить.
Отзвучал первый удар. Второй. Третий.
Леня застыл в ожидании, но четвертого удара не было.
Часы затихли.
На всякий случай он выждал еще минуту и только потом окликнул официантку.
– Еще что-нибудь? – Готическая девица остановилась в ожидании.
– Простите великодушно, – Маркиз изобразил несвойственное ему смущение, – но не могу понять, часы, что ли, отстали? На моих двенадцать, а башенные часы пробили трижды.
– Все правильно, они всегда так бьют, – равнодушно ответила официантка.
– Что значит всегда?
– Каждые пятнадцать минут они бьют один раз, каждые полчаса – два, а каждый час – три раза, как сейчас.
– Хотите сказать, они никогда не бьют больше трех раз? – не поверил Маркиз. – И в четыре, и в пять, и в шесть – все равно три раза? Хоть днем, хоть ночью?
– Да, – спокойно подтвердила та. – Может быть, еще кофе?
– Нет, спасибо, – разочарованно протянул Маркиз и попытался перехватить Лолин взгляд.
Та мрачно молчала.
Леня положил на стол деньги, и компаньоны вышли из кафе.
– И что теперь? – Лола огляделась и тяжело вздохнула. – Зря только проделали такую дорогу! А все ты: «четвертый удар», «четвертый удар». Мог бы заранее узнать, что эти часы бьют только три раза.
Леня молчал: проще было не связываться.
– Зря, все зря. Только намерзлись на этом ветру! – Она зябко передернула плечами. – Еще, не дай бог, Пу И простудится. Этого я тебе никогда не прощу!
– Ты сама за мной увязалась, – напомнил Маркиз, но боевая подруга в ответ только фыркнула. А кто любит, когда напоминают об ошибке?
– Все равно мы ничего здесь не найдем, только зря время потеряем. И город какой-то негостеприимный, – не унималась она, – холодный, каменный…
Вдруг прямо у нее над головой раздался хриплый голос:
– Что это? – Лола попятилась, прижалась к Лене.
Песня продолжалась:
Леня запрокинул голову. Прямо над ними в стене была высечена каменная маска – суровое лицо с насупленными бровями, остроконечный шлем. Маркизу показалось, что именно этот каменный воин снова запел низко и грубо:
– Что это? – Лола вцепилась в локоть Маркиза. Пу И затрясся всем телом и жалобно заскулил.
– Песня варяжского гостя из оперы «Садко». – Леня говорил, а сам пристально вглядывался в стену над маской.
– Откуда такие познания? – восхитилась Лола. – У тебя что, была дама сердца, которая увлекалась оперой?
– Она просто работала музыкальным критиком, – честно признался Леня, и получил за честность весьма болезненный тычок в бок.
– Правильно, молодой человек! Ответ засчитан, – проговорила маска и снова запела:
– Ленечка, мне страшно, – пролепетала Лола, не сводя глаз с поющей маски.
– Согласен, песня довольно мрачная, но ничего особенно страшного я в ней не нахожу.
В следующую секунду над каменной маской открылось круглое окошко и оттуда выглянула мрачная старуха в розовом кружевном чепце с лентами.