Пролог (Часть 1)

— Мы живём здесь хорошо, очень хорошо — повторяет хозяйка. — Здесь живут хорошие американцы. Настоящие патриоты.

Разговор был прерван каким-то шумом в соседней комнате. Кажется, упало и разбилось что-то стеклянное.

— Джерри, — сказала хозяйка тихо. И повторила вопросительно: — Джерри?

— Да, мама, — отозвался мужской голос из соседней комнаты.

— Открылась дверь, и в комнату въехал на больничном кресле парень лет двадцати, перебирая руками ободья велосипедных колёс. Увидев нас, он резко остановился.

— Простите, — сказал он, — я думал… Я не знал… Я не видел машины.

— Ничего, ничего, — торопливо перебила хозяйка. — Знакомьтесь, это наш старший сын Джерри.

Джерри протянул руку. Рукопожатие оказалось странным — на его руке не хватало двух или трёх пальцев. Обе ноги были в гипсе, живот и грудь тоже покрывал бандаж из полотняных бинтов, а худое, нервное лицо под чёрными кудрявыми волосами от левого уха к шее носило след сильного ожога.

— Я там разбил чашку, — сказал Джерри матери.

— Жёлтую? — спросила мать.

— Да.

— Я ведь просила не трогать жёлтую.

— Ну, ничего, — примирительно сказал отец. — Ты видел Бетси?

— Она ждёт в машине, — ответил сын.

— Куда вы собрались? — спросила мать уже из другой комнаты. Она, как видно, собирала осколки.

— В Трою.

— Надолго?

— Нет, ей нужно в магазин.

— Езжай.

Джерри попрощался с нами, развернул кресло и выехал из комнаты.

Возникла неловкая пауза, которую нарушила хозяйка. Она развела руками и просто сказала:

— Вьетнам.

— Да, Вьетнам, — подтвердил отец со вздохом.

— Врачи говорят, что нога всё-таки будет двигаться. Не полностью, конечно, но будет… Глаз ему сделали хорошо. Совсем не заметно, что нейлоновый, правда? Он лежал в Сан-Луисе. Четыре месяца. Очень хороший госпиталь.

Все это она говорила, одновременно пытаясь склеить разбитую желтую чашку клеем, который выдавливала из тюбика.

— Он и был-то во Вьетнаме всего десять дней. Попал на мину…

— Да, на мину, — как эхо, отозвался мэр.

— Многие из Московских Мельниц во Вьетнаме? — спросил я.

— Только наш… И вот такое, — сказала мать. — Все нам, конечно, сочувствуют. Здесь у нас хорошие люди… — И, как видно, заподозрив возможный вопрос с моей стороны, поспешила заверить: — Если будет нужно, и другие пойдут. У нас не Нью-Йорк.

— А что Нью-Йорк? — не понял я.

— Ну, там всякие демонстрации против войны. Мы видели по телевизору. У нас этого нет. У нас хорошие американцы. Если нужно — пойдут, правда? — обернулась она к мэру.

— Наверно, — сказал тот. — Наверно, пойдут…

Снова помолчали. И потом мэрша сказала:

— Сейчас ему уже гораздо лучше. Он даже водит машину. Специальные штуки там для рук. И у него есть девушка. Сейчас они поехали в Трою.

Она поставила склеенную чашку на стол и посмотрела на нас пристально:

— Он никого не успел убить. Он сам мне сказал. Я ему верю. Конечно, война, но я благодарю господа, что он никого не успел убить. Иначе я думала бы, что всё это — в наказание… А так — мина и мина. Случайность. Там ведь у них, у красных, тоже есть матери…

— Значит, и вы не за войну?

— Война? — переспросила женщина. — Война… — и добавила решительно: — Ну, это уже не наше дело. Раз война, значит, война. На то мы и выбираем президента.

Тут, естественно, разговор перешел на предстоявшие выборы. Оказалось, что решительная жена мэра еще не решила, за кого голосовать. А мэр сказал твёрдо, хоть и с улыбкой, но твердо:

— Я за Маккарти.

— А что же вы-то? — спросил я его жену.

— Ещё подумаю, — сказала она недовольно и пояснила: — Я, может быть, голосовала бы за Кеннеди. Но, видите, убили.

— Нет, я бы за Кеннеди не голосовал, — не согласился мэр. — Он ехал верхом на славе своего брата.

Она покачала головой, осуждая слова мужа, но сказала мирно:

— Я подумаю, может, тоже буду голосовать за Маккарти.

— Почему?

— Симпатичный, — сказала она, улыбнувшись.

— Но ведь он против, войны во Вьетнаме.

— Ну да, — согласилась она.

— А вы говорите, «раз надо, значит надо» и что здесь не Нью-Йорк.

Она подумала.

— Ну и что же, что не Нью-Йорк. Мы ведь тоже думаем — что, как и зачем.

— Не всё тут ясно, — сказал мэр.

Она махнула рукой:

— Какое там ясно. Даже я не понимаю, что нам там нужно и зачем мы воюем… А уж об остальных и говорить нечего…

Часа полтора сидели мы в доме мэра Московских Мельниц.

Уж после того как обменялись адресами и несколько раз сфотографировались вместе на деревянной терраске и даже выпили по чарке водки — ну какие же, скажите, могут быть на свете москвичи, если не пробовали настоящей «московской»? — Хеппард вдруг сказал:

— А тут про вас такое рассказывали, что прямо бери винтовку и ложись в окоп. Нет, не про вас лично, вообще про русских и про коммунистов. Говорят, вы будете здесь высаживать десант и нас всех убивать. Что вы — звери. А я смотрю — у вас даже рогов не видно.

Сказал и засмеялся. И жена тоже улыбнулась милостиво.

— Кто же это вам тут такое рассказывает? — спросил я.

— Шантрапа всякая. Минитмены, — сказал хозяин. — Тут у них в Норборне — штаб-квартира с главнокомандующим. Правда, сам он где-то скрывается. Но штаб есть.

— И много у штаба войска? — решил я выведать военную тайну.