Пролог (Окончание)

«…В полицейском участке на улице Гумбольдта полицейские собрали экскременты от сторожевых собак и наполнили ими спальный мешок. Затем они заставили залезть в этот мешок девушку, которую привели в участок».

«…Несколько человек на улице были прижаты полицейскими к стеклу большого окна бара отеля „Конрад Хилтон“. Стекло разбилось, и кричащие люди упали внутрь бара. Многие из них были серьезно изранены стеклом. По ним прошли полицейские».

«…Священник, который был в толпе, рассказал, что видел белого мальчика лет 14 или 15, который стоял на крыше автомобиля и что-то кричал. Полицейский схватил его, стащил вниз, сбил с ног и принялся избивать дубинкой. К нему присоединились другие полицейские. Хорошо одетая женщина, которая видела всё это, подбежала к полицейскому капитану, стоявшему неподалеку, и с возмущением начала рассказывать ему о случившемся. Пока она говорила, другой полицейский подошел к ней и выпустил ей в лицо струю какого-то вещества из банки. Затем он ударил женщину дубинкой, и она упала. После этого он и ещё двое полицейских волокли её по земле к машине для арестованных…»

Сейчас уже и не верится, что все виденное тогда в Чикаго могло произойти в течение только четырех дней, четырех коротких, туго скрученных полицейским сыромятным жгутом дней. Может быть, это из-за того, что слишком многому стал я свидетелем тогда, а может быть, из-за того, что уж очень много говорено и писано в Америке о Чикаго после тех четырёх дней.

Писали о том, что левые «сами виноваты». Писали о том, что страна идет вправо. Писали, что Причина чикагских событий — мэр Дэйли. Пробовали даже объяснять зверства чикагской полиции чисто психологически — невтерпеж, мол, стало полицейским наблюдать беспорядок, они ведь тоже — люди.

Когда я видел в Чикаго красные от злобы полицейские загривки, страшную прозрачность голубых (отсвет рубашек, что ли?) глаз, кто-то из деятелей в штаб-квартире Хэмфри, помнится, объяснял мне спокойно: «Ну, не сработали тормоза, сорвались, пошли юзом, и сами теперь не могут остановиться, рады бы, да не могут».

Ну, а отцы-командиры что же? Мне рассказывали, как один с золотыми звездочками на голубой каске кричал: «Отставить! Отставить! К черту! Ради Христа, прекратите же это наконец! Прекратите!..» Он кричал своим ошалевшим подчиненным. А те били, и били, и били. Не слушая команды. Да и сами отцы-командиры били почище, чем дети-рядовые.

— Да, да, — вздыхал мой собеседник. — Это тяжёлая проблема, когда полицейская толпа вдруг становится неуправляемой.

А другой спокойный деятель втолковывал строго:

— А что ж вы думали? Демократия — это ведь порядок. Закон. Конституция. А порядок надо поддерживать. Приходится иногда и такими методами. Тяжело, но ничего не поделаешь. У них, знаете ли, не благодарная работа…

Авторы доклада, о котором я говорил, нашли другой термин: «мятеж полиции». Смысл: полиция, выполняя свои функции восстановления порядка, сама нарушила порядок, применив недозволенную расправу, что вылилось в «полицейский мятеж».

Но я не согласен с этой формулировкой. Во-первых, слово «мятеж» здесь никак не годится, потому что; как известно, «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». Этот «мятеж» закончился полной победой чикагской полиции, заслужившей официальную благодарность и мэра Дэйли и вице-президента Хэмфри. Я не согласен и с термином «неуправляемая полиция». Дело обстоит гораздо проще. И от этого — страшнее.

Но я абсолютно согласен с моим вторым собеседником, который говорил о восстановлении порядка. Да, полицейские восстанавливали порядок, свой порядок. И, действуя так, они ни на йоту не нарушили принципы этого порядка.

Совсем недавно журнал «Лайф» предпринял своё собственное «независимое» расследование того, что за принципы действуют в чикагской полиции. И опубликовал сенсационную статью о взяточничестве в чикагской полиции и о том, что действительным ее хозяином является синдикат преступников «Коза Ностра».