Пролог (Окончание)

Виолончелистка некоторое время посидела в молчании, опустив руки к полу. Затем взглянула на ноты и принялась довольно громко — думаю, всем было слышно, — стучать каблуком по платформе. Так она стучала с минуту, не отрывая сосредоточенного взгляда от нот и чуть шевеля губами. Отсчитав, сколько полагалось, она наконец энергично взмахнула смычком и провела им по струне. Над виолончелью поднялось легкое канифольное облачко. Инструмент издал звук индустриального характера. Затем мисс Мурмэн отсчитала ногами и губами еще несколько тактов, после чего нажала велосипедную грушу-гудок. Звук получился не более мелодичный, но зато менее неожиданный, чем первый. Тут исполнительница перевернула страницу, и дело пошло быстрей. В темпе аллегро модерато была включена электроплитка и без паузы, в развивающемся крещендо, нажата кнопка магнитофона. В комнате раздался вой полицейской сирены. Затем виолончелистка ритмично, одну за другой, открыла четыре бутылки с кока-колой и вылила содержимое в кружку. Пробочные хлопки, шипение и бульканье всемирно известного напитка были усилены высококачественными динамиками. В.след за тем последовало выразительное стаккато четырех яиц, разбитых над уже раскалившейся сковородкой. Пощёлкивание пригоравшего кукурузного масла придало стаккато особую выразительность и аппетитность.

Виолончелистка сноровисто хозяйничала на своей платформе, не вставая со стула. Время от времени, изловчившись, она проводила смычком по одной или нескольким струнам виолончели. Талант Шарлотты Мурмэн извлекать из этого инструмента нехарактерные для него звуки был грандиозен. Пока поспевала яичница, виолончелистка вылила кока-колу из кружки себе в рот, поднесла к нему микрофон и, неотрывно следя за партитурой, принялась полоскать горло. Прополоскав, выплюнула кока-колу в жестяное ведро (микрофон был прикреплен к ручке), включила магнитофонный крик толпы «Мир теперь же! Мир теперь же!» и, громко чавкая, принялась поглощать яичницу прямо со сковородки. При этом левой, свободной рукой она водила ножом по фаянсовой тарелке, извлекая звук, который заставлял моего любимого в детстве кота Яп-япа в отчаянии прыгать на оконную занавеску. Я вспомнил про Яп-япа потому, что, проглотив несколько кусков яичницы, мисс Мурмэи снова нажала кнопку магнитофона — и на всю комнату раздайся кошачий вой, на который тут же из дальних апартаментов отозвался не предусмотренный композитором визгливый лай чьей-то собачки.

Мисс Мурмэн вибрировала. Вибрация закончилась ударом молотка по оконному стеклу. Осколки посыпались на жестяной лист. В образовавшейся секундной паузе энергичная мисс успела выкрикнуть: «Страхуйте свой автомобиль в компании „Олл-стэйт“!» И тут же выстрелила из пистолета.

Я не могу подробно описать весь концерт. Помню, что еще несколько раз мисс Мурмэн проводила смычком по струнам виолончели. Вступали в строгом соответствии с партитурой велосипедная груша и нож с тарелкой. Выпито было еще две бутылки кока-колы, содержимое одного помойного ведра было перелито в другое. Магнитофон надрывно плакал ребенком, кричал толпой: «Зиг хайль! Зиг хайль!», выл сиреной «скоропостижки». Было и многое другое. И все же композитор и исполнительница закончили Конструкцию на абсолютно неожиданной ноте. В полной тишине мисс Мурмэн принялась расстегивать и застегивать «молнию» на серых полушерстяных (с виду) мужских штанах. Динамики усилили этот звук до требуемой паровозной мощности. Мисс Мурмэн отсчитала каблучком несколько тактов, не отрывая глаз от нот, расстегнули «молнию» на своем собственном платье и оголила дебелую грудь.

Конструкция закончилась. Публика зааплодировала. Мисс Мурмэн удалилась.

Человек с самоубийственными бакенбардами известил собравшихся, что Шарлотта Мурмэн согласилась ответить на несколько вопросов аудитории. Мисс вернулась снова, застегнутая на все «молнии».

Поднялся цветущий джентльмен, о котором мой знакомый театральный режиссер, приведший меня в эту квартиру, сказал, толкнув локтем: «Владелец крупнейшего дела по продаже жареных цыплят».

— Скажите, пожалуйста, — попросил джентльмен серьёзно, — как вы это называете?

— Авангард, — ответила мисс Мурмэн. — Композитор Кэйдж называет это смешанным искусством.

— Благодарю вас, — удовлетворился джентльмен, покрутил головой и сел.

Поднялся другой.

«Продуктовые магазины», — шепнул мне режиссёр.

— Что вы хотели нам сказать вашей музыкой? — спросили продуктовые магазины. — Что мы должны были, так сказать, чувствовать?

— Я не хочу быть диктатором, — скромно сказала мисс Мурмэн. — Чувствуйте что хотите.

— А по-старому, так сказать… вы умеете? — продуктовые магазины смутились.

— Вы имеете в виду традиционную музыку? — поощрила мисс Мурмэн. — Пожалуйста.

Она села на стул посреди платформы, которая теперь напоминала хозяйственную лавку после драки в ней двух десятков собак (остатки подгоревшей яичницы ещё дымились), и довольно уверенно изобразила несколько тактов из «Умирающего лебедя» Сен-Санса.

— Вы этого хотели? — спросила она снисходительно.

— Да, да, — поспешно закивал продуктовый любитель музыки.