Я опять зажил жизнью литературного каторжника. Встаю в полночь, ложусь в шесть часов вечера. Восемнадцать часов работы, но даже этого мало для моих Обязательств. Контраст между таким прилежанием и рассеянной жизнью, которой я позволил себе жить двадцать шесть дней, производят на меня странное действие. В иные часы кажется, что все это мне приснилось. И думается: да уж существует ли на свете Турин, а потом вспомню, как вы радушно принимали меня, и говорю себе: нет, то вовсе не был сон.
Умоляю вас во имя начавшейся нашей дружбы, которая, надеюсь, в дальнейшем возрастет, понаблюдать за procillon [маленьким процессом (ит.)] и за нашим славным адвокатом Колла, которому прошу передать привет не столько от его клиента, сколько от почитателя его прекрасных и благородных качеств. Пусть он прислушивается левым ухом [Луиджи Колла был глух на правое ухо (прим.авт.)] к тому, что говорят интересы супругов Гидобони-Висконти.
Если будете писать мне, вложите" письмо в двойной конверт, адресуйте письмо вдове Дюран, Париж, Шайо, улица Батай, 13. Это мой уединенный и тайный уголок - национальная гвардия (в мое отсутствие они приговорили меня к десятидневному тюремному заключению), да и никто другой не знает, что я там нахожусь, и не докучает мне. Ах, как бы я хотел через полгода снова спуститься по перевалу Мон-Сени! Но надо произвести на свет много томов пагубных сочинений, мучительных фраз... Addio [прощайте (ит.)]".
Интерлюдия была короткой, но дала радостное отдохновение. Луч солнца меж двумя бурями...
Версия, придуманная для госпожи Ганской, получила слащавый привкус.
"Я воспользовался предложением поехать в Турин, так как хотел оказать услугу человеку, с которым абонирую ложу в Итальянской опере, - некоему господину Висконти. У него судебный процесс в Турине, а поехать туда сам он не мог... Возвращался я через Симплонский перевал, попутчицей моей была приятельница госпожи Карро и Жюля Сандо. Вы, конечно, догадываетесь, что я жил (в Турине) на пьяцца Кастелло, в вашем отеле, и что в Женеве... я вновь увидел Пре-Левек и дом Мирабо... Только вы и воспоминания о вас могут утешить мое скорбящее сердце..."
Эскапада превратилась в паломничество.
XXIII. СМЕРТЬ ГОСПОЖИ ДЕ БЕРНИ
Ни одна женщина, поверьте мне, не
пожелает соседствовать в вашем сердце
с умершей, чей образ вы там храните.
Бальзак
Возвратившись в Париж, он узнал печальную новость: 27 июля 1836 года умерла госпожа де Берни. Александр де Берни написал Бальзаку: "Шлю скорбное известие, дорогой Оноре: после десятидневных, очень острых нервных болей, приступов удушья и водянки матушка скончалась сегодня в девять часов утра..." Но если мы даже знаем, что дорогие нам люди обречены и конец их близок, мы всегда надеемся, что они проживут столько же, сколько и мы. Бальзак привык к тревоге, которую давно уже вызывала серьезная болезнь госпожи де Берни. Теперь, в час печали, он упрекал себя за то, что не был возле нее. Но когда она потеряла своего сына Армана, умершего 25 ноября 1835 года в Булоньере, она запретила Бальзаку появляться там. Он послал ей самый первый экземпляр "Лилии долины", отпечатанный для нее. В рукописи она уже читала роман. Она изведала последнюю радость в жизни, перечитывая строки, которыми он воздал ей высокую честь.
"Она стала для меня не только возлюбленной, но и великой любовью... Она стала для меня тем, чем была Беатриче для флорентийского поэта и безупречная Лаура для поэта венецианского, - матерью великих мыслей, скрытой причиной спасительных поступков, опорой в жизни, светом, что сияет в темноте, как белая лилия среди темной листвы... Она наделила меня стойкостью доблестного Колиньи, научив побеждать победителей, подниматься после поражения и брать измором самых выносливых противников... Большинство моих идей исходят от нее, так исходят от цветов волны благоухания..."
Она узнавала себя в каждом мелком штрихе этой книги. "Назидательное письмо" содержало самую суть тех правил, которые она долго пыталась внушить ему: "Все прекрасно, все возвышенно в вас, дерзайте же... Я... хочу, чтобы вы стали простым и мягким в обращении, гордым без надменности, а главное - скромным..."
Лора де Берни, приговоренная докторами и знавшая это, однако несколько раз подтверждала Бальзаку, что она запрещает ему приезжать в Булоньер. Она хотела, чтобы он видел ее только красивой и здоровой. Она притворно выказывала безмятежное душевное спокойствие, которое обманывало Бальзака, и он не думал о надвигавшейся опасности. Как раз в это время у него было по горло всяких хлопот: ликвидация "Кроник де Пари", переговоры с вдовой Беше, подготовка к путешествию в Италию. Он думал, что еще успеет побывать в Булоньере.