Читаем Прометей, или Жизнь Бальзака полностью

Что касается судебного процесса Гидобони-Висконти, то тут перспективы были не блестящие. После госпожи Константен осталось три наследника: сын ее от первого брака - граф Эмилио Гидобони-Висконти, друг Бальзака; внук ее Гальванья (мать которого умерла раньше бабушки) и Лоран Константен сын покойной от второго брака. В завещании она разделила половину своего состояния между тремя наследниками; а вторую половину завещала целиком своему последышу и любимцу - Лорану. Спорная часть наследства была невелика - 73760 миланских ливров. Бальзак, достойный ученик нотариуса Гийоне-Мервиля, доказывал в суде, что, став по второму браку французской подданной, госпожа Константен должна была уважать французские законы о правах наследования и, значит, ее завещание недействительно. В конце концов он добился мировой сделки и отвоевал 13000 ливров, каковую сумму надлежало разделить между графом Эмилио и несовершеннолетним Гальванья. Да еще надо было вычесть из нее 4000 ливров на оплату путевых издержек Бальзака и на гонорар стряпчему.

Для того чтобы соглашение утвердили, нужно было получить согласие барона Гальванья, зятя госпожи Константен и отца несовершеннолетнего наследника. Он - жил в Венеции. Бальзак рассудил, что путем переписки дела никогда не закончить, и сам отправился в город дожей. Он приехал туда в унылый, дождливый день и остановился в гостинице "Альберто Реале" (в наши дни она называется "Отель Даньели"), где в роскошную обстановку номеров входило даже фортепиано. Бальзак занимал, не зная этого, те самые апартаменты, в которых в 1834 году жили Жорж Санд и Мюссе. Бальзак писал Кларе Маффеи: "Если позволите мне говорить искренне... признаюсь вам без фатовства и пренебрежения, что Венеция не произвела на меня такого впечатления, какого я ожидал". Художники-жанристы, добавлял он, столько раз преподносили нам и la Piazza [площадь (ит.); так называют в Венеции площадь Святого Марка] и la Piazzetta [примыкающая к ней небольшая площадь], изображенные в настоящем или выдуманном свете, "что подлинная их картина меня не взволновала и мое воображение можно было уподобить кокетке, которая устала от всевозможных видов головной любви и, когда сталкивается с настоящей любовью - той, что обращается к голове, к сердцу и к чувствам, - причудницу нисколько не затрагивает эта святая любовь...".

Он пишет также (ибо и в венецианском путешествии он занят был ухаживанием за contessina Маффеи): "Я отдал бы всю Венецию за один славный вечерок, даже за один час, за четверть часа удовольствия посидеть у вашего камелька... Я видел здесь целую уйму contessina Маффеи в виде великого множества статуэток... но не всякой статуэточной красавице удается походить на Клару Маффеи, и, только когда мраморная головка мне очень понравится, я "маффеизирую" ее..." Он и в самом деле разыгрывал страсть к piccola [маленькой (ит.)] Маффеи, но ведь разыгрывать страсть - это значит и немного чувствовать ее, не правда ли? Говоря о таком чудесном изобретении, как венецианская гондола, он добавляет: "Но, признаться, я в отчаянии, что не могу прокатиться в гондоле с дамой моего сердца..." А дамой его сердца была тогда не версальская Contessa, а миланская Contessina. Luomo e mobile [мужчина изменчив (ит.)].

Два дня спустя засверкало солнце, и Венеция наконец привела Бальзака в восхищение. Однако тут его встретили далеко не так тепло, как в Милане. Газеты отзывались о нем иронически, почти враждебно, потому что он не счел нужным поухаживать за мелкими литераторами, и граф Туллио Дандоло послал в "Gazzetta di Venezia" неприличную статейку об одном обеде с Бальзаком. Зато возложенное на Бальзака поручение было выполнено с успехом. Барон Гальванья дал согласие на полюбовную сделку, и Бальзак выплатил ему долю его сына - 4500 ливров. На следующий день он выехал в Милан.

Представления Бальзака об Италии и об итальянцах очень изменились за время его второго путешествия в эту страну. Прежде он изображал итальянок женщинами легкомысленными. После 1837 года он будет видеть в них образец верности, если не супружеской, то по крайней мере верности в любви. Его друзья - красавицы Клара Маффеи и Евгения Болоньини - вызывали у него чувство восторга и уважения. "Француженка невероятно серьезно относится к вопросам приличия, а итальянка мало о них заботится, не защищается ни малейшей чопорностью, так как знает, что находится под покровительством единой своей любви, священной как для нее, так и для других..." В этом Бальзак согласен со своим другом Бейлем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное