Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

Жолио был тот же, что три года назад, когда впервые появился в Ленинграде, и совершенно иной. Внешне он не переменился моложавый, худощавый, приветливый, порывистый. Внутренне — повзрослел на десять лет. Тогда, три года назад, он лишь талантливо начинал в науке: кое-что сделал, еще больше сделает — такое было впечатление. В прошлом году его и Ирен отметили Нобелевской премией за открытие искусственной радиоактивности. Это было уже всемирное признание. И он не забыл, что слава пришла к нему после блистательного успеха в Ленинграде, после сокрушительного провала в Брюсселе. Он здесь среди друзей, подчеркивал он, научная молодежь советской физики сегодня, возможно, восприимчивей всех в мире к новым идеям. Да и какая это молодежь? Может быть, лишь по возрасту, но не по значению работ. Он побывал в ФИАНе в Москве, посетил Ленинградский Физтех, потом объявил корреспондентам советских газет:

«В области физики и химии атомного ядра, в вопросах строения атома за последние два года Советский Союз выдвинул плеяду талантливых исследователей. Если научно-исследовательская работа в вашей стране будет продолжаться с той же быстротой, то уже через несколько лет советская научная продукция займет передовое место в науке»

Его спрашивали о практическом значении искусственной радиоактивности, открытой им и Ирен, он отвечал с вызовом, что последствия открытия непредвидимы, среди них есть и благоприятные и ужасные. Это было зловещее пророчество, он впервые высказал его в прошлом году в нобелевской речи, сейчас с еще большей силой повторил в Москве. Звучным, с металлическим оттенком голосом трибуна, а не лабораторного ученого, он так закончил свой доклад на Менделеевском чтении:

— Исследователи, конструируя элементы по своему желанию, смогут осуществить ядерные реакции взрывного характера, настоящие цепные химические реакции. Если окажется, что такие превращения распространяются в веществе, то можно составить себе представление о том огромном освобождении полезной энергии, которая будет иметь место. Но, увы, если эта «зараза» охватит все элементы нашей планеты, то мы должны с опасением предвидеть последствия такой катастрофы. Астрономы иногда наблюдают, что звезды средней яркости внезапно разгораются… Такое внезапное возгорание звезды вызывается, быть может, превращениями взрывного характера, которые предвидит наше воображение. И если когда-нибудь исследователь найдет способ их вызывать, то не попытается ли он сделать опыт? Думаю, что он этот опыт осуществит, так как исследователь пытлив и любит риск неизведанного.

В широкой публике грозное предсказание Жолио смятения не породило. Мало ли чего наговорят ученые! В научно-фантастических повестях и кинофильмах часто живописались методы уничтожения человечества, это была тема, которая щекотала нервы, но сна не нарушала. Физики зато знали, что Жолио одарен удивительной мощью фантазии, но то фантазия реального предвидения, а не живопись выдуманных ужасов. Курчатов в Ленинграде с волнением говорил Жолио:

— Вы серьезно верите в столь трагические последствия?

— Совершенно серьезно! И хочу предупредить человечество!

— Но если это вызовет страх перед научными исследованиями?

— Лучше породить страх уничтожения, чем дождаться уничтожения. Я верю в разум человечества. Слишком много безумия принесли в политику нацисты Гитлера. Надо вызвать отвращение к безумию. Надо, чтобы каждый ученый понял свою ответственность. Увлечение своей научной работой необходимо соединить с трезвым пониманием возможных последствий. Вот почему я и сделал такое заявление. Вы не согласны со мной?

— В принципе верно, — задумчиво ответил Курчатов. Он улыбнулся: — Вы также сделали заявление об освобождении огромной полезной энергии. Эта часть вашего пророчества мне нравится больше.

Жолио пожал плечами. Одно неотделимо от другого. Недавно Резерфорд поссорился с немецким эмигрантом Лео Силардом: тот подал заявку на цепную реакцию в бериллии. Разгневанный Резерфорд со словами: «Я не потерплю, чтобы мои работники брали патент на взрыв земного шара» — прогнал Силарда из Кембриджа. Разве от того, что Силард теперь в Нью-Йорке, а не в Кембридже, он перестал думать о взрывных реакциях? Он ошибался, цепная реакция в бериллии невозможна, но где гарантия, что она не пойдет в других элементах? Жолио с силой повторил:

— Я настаиваю на том, чтобы ученые отдавали себе отчет, какие последствия могут иметь их эксперименты для всего человечества! Между прочим, насколько я знаю, сам Силард того же мнения, он страшится еще больше, чем я, возможных результатов наших исследований.

Иностранные гости уехали, улеглось возбуждение от их речей и разговоров с ними. Исследование атомного ядра продолжалось.

6. Гениальные мальчики