Пронзающие небо

Потом неслись по пустынной дороге, Ярослава укачивало, голова склонялась всё ниже к седлу, и, наконец, он заснул… Пробудился от холода, да от голода. Уставший от долгого бега конь стоял на Янтарном тракте, и со всех сторон, ветвистыми великанами подступали к нему тёмные, обнажённые зимними холодами дерева. Был уже предзакатный час, и в темнеющим воздухе даже и не разобрать было, каких пород эти деревья. Иногда налетал ветер, гудел в мрачных их вершинах, и тогда так они вздрагивали, так трещали, что, казалось — вот сейчас оживут и схватят мальчика. Ярослав невольно поёжился и стал оглядываться — не видно ли где приветливого, деревенского огонька — нет — лишь ветви, да дорога пустынная, безмолвие; и вдруг — в безмолвии этом, словно гром среди ясного неба, грянул — казалось совсем с ним рядом скрипучий, жалобный голос:

— Помоги мне… Сойди с коня и помоги мне…

Ярослав даже и не понял, откуда этот голос вырвался (казалось, что со всех сторон он исходил) — стремительно стал оглядываться, и вот увидел — в нескольких шагах от дороги в снегу был овраг, а на дне этого оврага, в густой тени, шевелилось нечто тёмное, бесформенное. Конь зафыркал, попятился, а Ярославу не малых трудов стоило совладать с собою:

— Кто вы? — всё же голос подрагивал.

— Я стану твоим счастьем, если ты только поможешь мне. Ведь ты, Ярослав, хотел стать матросом, не так ли?.. Я назначу тебя в свою команду, и не то, что матросом — первым помощником, если только поможешь. Сойди же сюда, скорее…

Ярослав настолько был обрадован этим необычайным предложением, что даже и не удивился, откуда это таинственное существо знает его имя, и главное в жизни устремление. Он вскрикнул что-то неразборчивое, соскочил с седла, да и побежал к звавшему. Только он сделал несколько шагов, как овраг оказался прямо под его ногами, и он покатился по склону — оказывается, в потёмках он обманулся, и стены были гораздо более глубокими; пребольно ударился, и тут же некая сила, леденящей хваткой сжав его плечи, вздёрнула Алёшу на ноги.

Вновь разразился скрежещущий голос — только вот теперь в нём не было и крапинки жалости — одна лишь леденящая, колдовская мощь:

— Возьми-ка этот лом и освободи мой корабль!..

В руках Ярослава оказалось орудие настолько тяжёлое, что он пошатнулся, и непременно выронил бы его, если бы оно только не приросло к его рукам. Тут он увидел, что на дне оврага выступает изо льда длинная высокая лодка от которой веяло такой жутью, что Ярослав подумал, что величайшим благом было бы прожить всю жизнь на суше, чем плавать на такой по морю.

— Ну, ломай лёд! — властный голос, словно кнутом подстегнул его.

Ярослав обернулся и увидел закутанную в широченные одеяния, и потому бесформенную фигуру, в которой было метра три роста. Лица не было видно — он был сокрыт низко опущенным, широким капюшоном. Что касается одеяний, то они были разодранными и в многочисленных этих разрывах виден был непроницаемый мрак — всё это так колыхалось, будто был сильный ветер… И действительно на тихом до этого дне оврага стал нарастать ветер, и источником его была именно эта фигура.

— Быстрее! Не медли! Или в снежинку превращу!..

И тогда Ярослав принялся за работу — с огромной натугой, невысоко приподымал он приросший к рукам лом, опускал его на лёд, и лёд трещал, покрывался трещинами, и уже слышался встревоженный говор разбуженных, тёмных, ледяных вод — разбивая лёд, Ярослав понимал, что ведёт себя как дурачок, который пилит ветвь на которой сидит — ветвь трещит, вот-вот упадёт вместе с дурачком, а он всё пилит-пилит — но он не мог остановиться; он знал, что, если остановится — то действительно будет обращён в снежинку, а ему страстно хотелось жить! Ведь ему ещё даже и моря не доводилось видеть…

И вот, с протяжным, пронзительным треском лёд был расколот — причём не в одном месте, а на всей протяжности этой реки (тут, конечно, не обошлось без колдовства); льдины уменьшились, были поглощены в поднявшиеся бурными, тёмными валами воды. Ярослав вскрикнул, потому что лом со страшной силой рванул его вниз, в бездну, но в последнее мгновенье могучая рука, словно котёнка, за шкирку подхватила его, бросила внутрь жуткой, плывущей теперь лодки.

— Нет — не сейчас! Ты мне ещё пригодишься!..

Лом выпал из его рук, а он покатился по днищу, пребольно ударился об дальний борт — ему показалось, что к нему кто-то приближается, вскочил на ноги. Нет — трёхметровая фигура стояла у кормы, и правила лодку длинным железным шестом, причём отталкивалась с такой силой, что при каждом рывке лодка стремительно пролетала не менее чем на десять метров вперёд. Зловещее это создание не оборачивалось, но, должно быть и спиной видело каждое движение Ярослава. Во всяком случае, когда он, крадучись, стал отступать к борту, намериваясь прыгнуть, выбраться на берег, ну а дальше уж бежать до тракта, а там — гнать коня, пока есть силы, и ни за что больше не останавливать — вспомнил он, что наступала Ночь Большого Полнолуния! - как фигура насмешливо пророкотала: