Пронзительная жизнь

Но осуждение проникло глубоко в подсознание Саши и просто так расслабиться, убрать эту занозу по отношению к Вале она не могла. Ровно до того момента, как увидела лицо девушки, когда она разговаривала с мужем. Вся ее веселость сошла, казалось, на эти секунды, вообще лицо сошло с нее, постарело, обрюзгло, уголки глаз и губ опустились на несколько сантиметров вниз, плечи, если бы могли физиологически, прижались бы к полу. В голосе была слышна покорность судьбе, мужу, серому затягивающему быту, загнивающей жизни.

И Сашу отпустило. Всем нужен глоток воздуха, даже если это идет вразрез с моральными принципами. Да и какая мораль? Разве все в жизни должно быть черно-белым? Конечно, нет. Все грешат – так или иначе – но никто об этом не хочет говорить.

Ликвор по-прежнему скакал на одной и той же точки и все никак не хотел чиститься. Врач предлагал новые варианты лечения и все было, в общем, неплохо. Как тут случилось то, чего Саша совсем не ожидала – Люси выписывали, и она оставалась одна. Конечно, она знала, что рано или поздно это случится, ведь подруга не должна тут сидеть и караулить Сашу. Тем более, она и так задержалась, и пробыла целых два месяца. Но Саше все равно был грустно.

– Время быстро пролетит, – высказала Люси перед отъездом, когда они уже обнялись и подруга шла с последней сумкой к выходу. – Мы на Вотсапе, а как выйдешь встретимся у тебя или у меня в гостях.

– Окей, – улыбнулась Саша, а у самой на душе скребли кошки – больница стала такой привычной во многом благодаря Люси.

Но оставшийся месяц пролетел быстро – все те же лекарства, капельницы, биопсия, надежды на снижение показателей, бытовые разговоры в столовой с девчонками, с соседками по палате – сменилось две женщины – интернет, сериалы и фильмы с чаевничанием ночью. Но когда врач поймал ее в коридоре, постучал по медицинской папке ___ и сказал, что показатели в норме, значит можно ехать домой, Саша была счастлива.

– Нас завтра выписывают! – радостно говорила Саша каждой встречной “старенькой” девочке и те радовались вместе с ней.

Выписывают – значит состояние не критично, стабильно. Выписывают – это счастливый путь к своему устроенному быту: ходить голой если захочется, мыться в ванной и сидеть в туалете, сколько душа пожелает, готовить еду, самостоятельно выбирая рецепты, красиво одеваться, спать до десяти, не подчиняться больничному расписанию. Ей совершенно не хотелось думать, что отправлять домой еще могут потому, что сделали все, что могут на данный момент, а палату нужно освобождать, и так слишком долго Саша с ребенком были на продовольствии больницы.

Саша задержалась у ординаторской, задать еще пару вопросов про лекарства, но врача уже заняли и ей пришлось сесть на скамейку. Рядом сидела очень старая женщина и ложкой кормила мальчика в инвалидной коляске.

– Ты откуда? – скрипуче поинтересовалась она. То ли было одиноко, что больше не с кем тут, в коридоре поговорить, то ли это умение старушек разговаривать с кем угодно.

– Из нейрохирургии, – спокойно ответила Саша, чуть поворачивая голову и внимательнее разглядывая мальчика, что не укрылось от взора его бабули.

– Ты не бойся, смотри, тебе можно, ты понимаешь.

Саша выжала полуулыбку, но не нашлась, что сказать.

– А то ведь здоровые хуже больных. Рот откроют свой и смотрют. Залезли тут еле-еле в автобус, народу много, коляска неудобная. А я говорю, шо сидишь, помоги блин, дубина, или не глазей. Никогда ребенка что ли в коляске не видел? Да, скрюченные руки и ноги, спина горбатая, а вот говорит хорошо и добрый он. А ты вот смотришь, глаза только лупишь, а мне может неприятно, я в соцстрахе поругалась только что, этот мой в штаны наложил – прости, милый, что рассказываю, она понимает – а тут косые взгляды. Ну он поморщился, отсел. Пошли вы все со своими мордами, вот что я думаю. И молчать уж точно не буду! Если государство наше не заботится об инвалидах, о больных детях, то о чем вообще говорить. Надо в свои руки все брать.

Бабушка рассказывала, поправляя на мальчике слюнявчик – говорил он может и хорошо, но слюни пускал еще лучше. Как поняла Саша, интеллект у него был сохранен, речь присутствовала, а обижаться на косые взгляды он давно перестал, или не до конца понимал, что это такое, но зато здорово веселился, слушая бабушкино возмущение. А та продолжала: