Пропасть

Вот пошла женщина неопределенного возраста и повела на поводке собаку. Одета женщина была невзрачно, лицо её отекшее, землистого цвета хранило на себе последствия длительного и неумеренного употребления алкоголя. Старый, перекормленный пёс, который припадал на одну ногу, лишь дополнял образ этой типичной жительницы коммуналок. А вот показался другой представитель местного населения, который вполне мог бы оказаться ее соседом по квартире. Мужчина лет сорока или пятидесяти с красным лицом и в линялой одежде. Его распахнутая, несмотря на холод и моросящий дождь, куртка открывала внушительных размеров пузо и волосы на груди, выбивавшиеся из-под наполовину застегнутой рубахи. Похоже было, что это довольно редкий уже представитель местного пролетариата. Таких оставалось немного, он, судя по всему, продолжал жить в своей комнате здесь, а на работу ездил в одну из промзон на окраине, совершая свою «маятниковую миграцию» в противофазе с остальной массой работающих, и сейчас как раз направлялся от метро домой после трудовой смены. Обгоняя его, Андрей почувствовал резкий запах застарелого пота, будто подтверждавший догадки о роде его занятий. В руке у мужчины он разглядел открытую бутылку пива, которую тот нес по старинке открыто, не пряча ее в бумажный пакет, как это делают теперь молодые люди.

А вот дворник-узбек покатил перед собой детскую коляску без люльки, на которую навалены сложенные картонные коробки. Андрею казалось, что он часто встречает его здесь, но, если задуматься, он вряд ли отличил бы этих дворников одного от другого. Возле местных мусорных баков он часто видел человека в синей робе и оранжевом жилете, слишком сильно укутанного для такой теплой зимы, – укутанного так, что в промежуток между шарфом, закрывавшим рот, и капюшоном, покрывавшим голову, можно было разглядеть только черные густые брови да пару раскосых глаз на смуглой коже. Человек этот всегда тщательно и методично сортировал мусор, тихо выполняя миссию по раздельному сбору мусора, о которой так много говорили и которую никак не могли организовать ни власти, ни активисты, и укладывал то из найденного, что представляло ценность, на неизменную детскую коляску, добытую, видимо, тут же, на одной из помоек. Один ли это был человек или десятки разных – Андрей бы не ответил. Да и какое это имело значение? Люди эти жили, хоть и тут же, но совсем в другом, параллельном с Андреевым, мире. Снимали они обычно даже не комнату в коммуналке, а койку или угол в каком-нибудь помещении на первом этаже, вроде бывшей дворницкой или переделанной конюшни, деля это импровизированное общежитие с такими же, как они, дворниками, мойщиками автомобилей и прочими приезжими, выполняющими самую грязную работу. На них смотрели свысока, считая их людьми ниже сортом, даже самые опустившиеся жители коммуналок и нищие, обитавшие возле рынка.

А вот показалась у Андрея на пути и представительница последних. Старуха эта часто сидела на ступенях круглосуточного магазина или стояла, прислонившись спиной к ограде рынка, и продавала товар, найденный, судя по виду, на помойке или подобранный у рыночных торговцев, в тех ящиках возле прилавков, куда они бросают подпорченный товар, предлагая бесплатно забрать его нуждающимся, если те пожелают. Товар у нее попадался самый разный: от подавленных томатов до истоптанных босоножек, и, продавая его, она, видимо, рассчитывала не столько на его привлекательность, сколько на жалость покупателей, вызванную совсем уж страшным своим нарядом и плачущим голосом, которым предлагала этот товар купить.

Справедливости ради заметим, что попадались Андрею по пути и люди совсем другого достатка и положения, правда, значительно реже. Вот, например, привлекательная женщина средних лет, из той особенной категории людей, у которых во внешнем виде все кажется идеальным: от белоснежной подошвы полуспортивных туфель до кончиков будто бы небрежно уложенных золотисто-рыжих волос. Она припарковала свой «Порше», стоимостью как раз с квартиру, что снимал Андрей, возле небольшого, всего на несколько квартир, нового дома, яркого и словно нарядного, втиснутого между двумя большими, мрачными, видавшими виды доходными домами. И, накинув на руку сумку из крокодиловой кожи, стоимости которой хватило бы, пожалуй, только на комнату в коммуналке в одной из соседних громадин, слегка вальяжной походкой очень уверенного в себе человека направилась ко входу. Андрей не раз замечал здесь ее машину (да и трудно было ее не заметить), но не понимал, почему она оставляет ее на улице, ведь в доме на цокольном этаже был виден паркинг. То ли приезжала она всегда ненадолго, то ли мест в гараже было меньше, чем автомобилей у владельцев квартир, и те счастливые обладатели, что завладели ими сразу после постройки дома, теперь не отдали бы их ни за какие деньги. Так уж повелось, что борьба за квадратные метры в этом славном районе Петербурга ожесточенно велась на всех уровнях социальной пирамиды.