Пропавшая экспедиция

— И уж тем более я не имел никакого права тиражировать сомнительную информацию… — стоял на своем инспектор Штиль. — Поймите же вы наконец, пресса сегодня твердит одно, завтра — диаметрально противоположное, и все привыкли к этому, с вашего брата — как с гуся вода! А у меня совершенно иная мера ответственности, и я просто обязан взвешивать каждое слово, которое вы завтра же все равно переврете…

Нашлись горячие головы, требовавшие немедленно отстранить инспектора от расследования как дискредитировавшего себя. Другие, напротив, заступались за него.

— Подневольный человек, — говорили они. — Что он может, на него давят с Downing Street, и Уайт-холл, и Букингемский дворец — на ушах. И Кабинет, и Тайный совет мечтают лишь о том, чтобы как можно скорее замять скандал, ведь уже обнародована дата официального визита правительственной делегации СССР под руководством наркома Ананаса Мухлияна, так что властям история с Офсетом — как кость в горле. Что при таких раскладах остается инспектору Штилю? Вот он, бедный, и вращается угрем на сковородке…

Понятно, не были бы лондонцы лондонцами, а Британия — колыбелью демократии, если б все дело ограничилось этим. Не тут-то было! Наоборот, не получив сатисфакции от полиции и правительственных чиновников, лондонцы отправились прямиком на Kensington Palace Gardens, где в массивном мрачном особняке о четырех этажах обосновалось Советское полпредство. Пикет у высокого и чрезвычайно прочного забора, окружавшего здание полпредства по периметру, оказался столь многолюдным, что перепуганные власти в срочном порядке прислали усиленные наряды констеблей и даже конную полицию. Впрочем, блюстители порядка не вмешивались в происходящее, поскольку никто не нарушал закона. Люди просто добивались ответа. Отмахнуться от требований нескольких тысяч лондонцев, выраженных столь настоятельно и одновременно мирно, было никак нельзя. Тем более, речь в самом скором времени пошла о политическом престиже молодой страны Советов, дипломатические отношения с которой были налажены всего несколько лет назад. Осознав это, к собравшимся вышел сам полпред, бывший нарком внешней торговли и бывший член ЦК партии мраксистов-вабанковцев товарищ Леонид Борисович Мануальский.

— Господин посол, я сразу хочу оговориться, — начал один из репортеров. — У нас в стране живет много искренних друзей Советской России. Вы для них — олицетворение надежд трудящихся масс на скорое избавление от оков хищнической эксплуатации отдельных людей и целых рас. Как свет в окошке, можно сказать, озаривший единственно правильный путь для нас, прозябающих во мраке безраздельно хозяйничающего империализма! А ваши сотрудники спрятались за закрытыми ставнями, или, хуже того, ведут себя с прессой, как какие-то чванливые плантаторы с Ямайки!

— Что вы имеете в виду? — насторожился товарищ Мануальский. По виду он был чистый денди, великолепный смокинг с иголочки, котелок, начищенные до блеска туфли дерби, которые в Англии зовутся «блюхерсами». В общем, полпред ни капельки не походил на перепоясанного лентами революционного матроса, лондонцы уважали его за это. Он тоже чувствовал себя в Британии своим. Товарища Мануальского, в равной степени, можно было повстречать и на Королевских скачках в Аскоте, и на знаменитой выставке цветов в Челси, и на кортах Уимблдона, причем, сам нарком был отличным игроком.

— А то, господин посол, что ваши сотрудники нам тут лапшу на уши вешают. Заладили, как заведенные, будто никакого полковника Офсета — знать не знают, и никакого советского научного корабля никто в Южную Америку не посылал…

Репортер, насевший на полпреда, трудился в еле сводившей концы с концами бульварной газетенке, где увольнение по сокращению штатов грозило всем сотрудникам поголовно, от прозябавшего в дверях швейцара и до главного редактора включительно. На худой конец, редакцию могли просто разогнать после признания газеты банкротом. Сути дела это нисколько не меняло. Даже наоборот. Свыкшись с мыслью, что в скором времени окажется на улице без ломаного гроша в кармане, репортер совершенно неожиданно для себя из ремесленника был готов вот-вот превратиться в поэта. Терять-то ему все равно было нечего…

— Так со свободной прессой обходиться нельзя! — в запале продолжал обреченный корреспондентишка. — Вы же ни какие-то там заносчивые рабовладельцы с кошмарного юга США! И не зажравшиеся биржевые спекулянты из Сити! Вы о чести своей страны должны заботиться, а не в молчанку с нами играть! Я на вас жаловаться буду, прямо в Кремль напишу, в ЦК вашей партии, лично товарищу Стылому…

Эта угроза, как ни нелепо она прозвучала, заставила полпреда слегка побледнеть. Он нервно провел по франтовской эспаньолке тонкими нервными пальцами профессионального скрипача.