Пропавшая гора

Так как они обо всем договорились еще вечером, сейчас обмениваются лишь несколькими репликами о шоколаде. Шоколад уже готов; у центрального костра суетятся несколько женщин; со сбивалками в руках они наклонились над шоколадом, взбивая питательную жидкость в пену.

Каждому охотнику протягивают taza (чашку) с шоколадом и tortillia enchilada[8], сопровождая это приветливыми словами. Затем, опустошив чашки и жуя жесткие, словно кожаные, лепешки, охотники неслышно выходят их лагеря и направляются к Серро.

Почти сразу они начинают подниматься по расщелине или ущелью, проделанному за долгие века ключом наверху и дождевой водой. Подъем крутой, но прямой; он ведет к вершине между склонами, как по лестнице, между еще более крутыми каменными склонами. По ущелью вниз течет ручей; сейчас он маленький, но в бури становится мощным потоком; вдоль него проходит тропа, единственная, по которой можно подняться на серро, как знает гамбусино.

— Другой нет, — говорит он, когда они поднимаются. — По-другому человек может подняться, только если ему спустят лестницу Иакова[9]

. Окружающие стены крутые, как ствол шахты. По ним не смогут подняться даже дикие бараны; если мы их там найдем, они либо выросли там, либо поднялись этим путем. Guarda! — восклицает он, видя, как безрассудно прыгает молодой англичанин. — Осторожней! Не трогай камни! Они могут скатиться вниз и кого-нибудь раздавить.

— Ей-богу, я об этом не подумал, — отвечает тот, кого так предупредили, побледнев при мысли, что мог причинить опасность дорогим ему людям, и начинает подниматься медленней и осторожней.

В должное время они поднимаются к верху расселины и останавливаются, чтобы перевести дыхание. Но ненадолго, а потом продолжают идти по тропе по ровной поверхности; они по-прежнему идут вдоль ручейка, который вьется сквозь заросли деревьев и кустов.

Примерно через двести ярдов от головы ущелья они выходят на открытое место, и мексиканец восклицает:

— El ojo de Agua

Глава V

Los guajalotes

Выражение El ojo de Agua (глаз воды) — мексиканское название источника или ключа; Генри Трессилиану не нужно это объяснять, потому что он уже знаком с этим поэтическим описанием. И сейчас видит всего в нескольких шагах перед собой сам источник, журчащий в небольшом круглом каменном бассейне и посылающий поток, который питает озеро внизу.

Через мгновение они на краю бассейна, в котором вода прозрачная, как хрусталь, и гамбусино, достав сосуд для питья, изготовленный из коровьего рога, говорит:

— Не могу не выпить, хотя вчера вечером выпил много галлонов. После такого долгого периода ограничений кажется, что никогда не напьешься.

Заполнив рог и почти немедленно осушив его, он восклицает:

— Delicioso! (Восхитительно!).

Его спутник тоже пьет, но из серебряной чашки; сосуды из этого металла и даже из золота не редкость у владельцев шахт в Соноре.

Они собираются идти дальше, когда видят на краю открытого места стаю больших птиц. Они только что вышли из чащи и неторопливо похаживают между кустами, время от времени опуская клювы к земле, короче, кормясь, как индейки на пастбище. Потому что это и есть индейки, что подтверждают слова мексиканца:

— Los guajalotes!

Они так похожи на домашних птиц, хотя с более изящными фигурами и во всех отношениях прекрасней их, что Генри Трессилиан без труда узнает предков обычных индеек. Во главе стаи старый индюк крупнее остальных, он гордо расхаживает в своем сверкающем оперении, которое под лучами солнца кажется радужным. Он выглядит султаном, окруженным султаншами: в стае много молодых самок, недавно вылупившихся и внешне очень отличающихся от старого самца.

Неожиданно величественный сатрап поднимает голову, изгибает шею и издает сигнал тревоги. Слишком поздно. «Бах-бах!» из двустволки, одновременно более громкий выстрел из ружья, и султан и три его спутницы лежат на земле, а остальные птицы убегают с криками ужаса и хлопаньем крыльев, громким, как шум молотилки.

— Неплохое начало, — негромко говорит гамбусино, когда они стоят над дичью. — Не так ли, сеньорито?

— Точно, — отвечает молодой англичанин, радуясь добыче. — Но что нам с ними делать? Мы не можем нести их всю дорогу.

— Конечно, не можем, — отвечает мексиканец. — Это и не нужно. Пусть лежат до нашего возвращения. Но нет, — поправляется он. — Это не подходит. Здесь точно есть волки — несомненно, койоты, если не другие виды, — и, вернувшись, мы можем найти только перья. Надо их подвесить, чтобы до них не дотянулись.

На то, чтобы подвесить птиц, уходит несколько минут. Одну ногу прокалывают, во второй обнажают сухожилие и создают петлю: потом птицу поднимают и подвешивают на высокой питахайе.