— Я и сама не знаю! — смеялась восемнадцатилетняя Барбара над собою семнадцатилетней. — Но, кроме шуток, папа, я была страшно уверена, что искренне люблю его, представляешь? Я думала, что вы с мамой хотите нас разлучить, и если бы вы добились своего, то… Я уже заранее все решила, понимаешь? Я сунула бы голову в газовую духовку и покончила с собой.
— Ну прямо как Джульетта!
— Поверь, папа, тогда мне было не до шуток, — укоризненно покачав головой, серьезно сказала Барбара. — Что еще остается делать, если дальше жить невыносимо? Только покончить с собой!
— Перестань говорить глупости, Барбара! — сердито воскликнула Джоанна, не в силах дальше хранить молчание. — Ты сама не знаешь, что за чушь ты несешь!
— Ох, мамочка, я и забыла, что ты здесь! — улыбнулась Барбара. — Уж ты‑то, конечно, никогда не решилась бы на что‑нибудь подобное. Ты всегда такая осмотрительная и разумная. Ты всегда держишь себя в руках, что бы ни произошло.
— Надеюсь, что это так на самом деле, — с раздражением произнесла Джоанна, едва удерживая нарастающий гнев.
— Ты не должен потворствовать противной девчонке и поощрять ее глупости! — сказала она Родни, когда Барбара вышла из гостиной.
— Почему бы девочке не сказать о том, что ее в прошлом так сильно волновало? — пожал плечами Родни.
— Разумеется, она бы никогда не решилась на что‑нибудь подобное, о чем сейчас говорила. Но все‑таки как ужасно все это слышать мне, матери!
— Ты и вправду так думаешь? — спросил Родни и посмотрел на Джоанну так, что у нее заныло на душе.
— Но насчитаешь же ты в самом деле, что она… Джоанна растерянно посмотрела на мужа.
— Нет, конечно же, нет. Теперь, когда она уже взрослая, уравновешенная и все понимает, об этом не может быть и речи. Так что постарайся больше не переживать, — усмехнулся Родни, — Но ты сама видела, какая она была чувствительная и эмоционально неустойчивая год назад.
— Но… Родни, это же смешно! Из‑за такого паршивца, как Хармон!..
— Это смешно нам с тобой, потому что у нас есть чувство меры. Но Барбаре это не смешно. Она всегда была искренней до конца. Она не может беспристрастно смотреть на вещи, у нее нет чувства юмора. И в сексуальном отношении она развита не по годам…
— Родни, в самом деле! Что ты себе позволяешь? Ты говоришь о ней, как о девице, не вылезающей из полицейского участка! — с возмущением воскликнула Джоанна.
— В полицейских участках тоже сидят живые люди, не забывай об этом, Джоанна.
— Уж во всяком случае такие девушки, как наша Барбара, туда не попадают!
— Ты так думаешь? — усмехнулся Родни.
— Родни, дорогой, давай прекратим этот глупый разговор!
Родни вздохнул.
— Конечно. Разумеется. Но я от всей души молюсь, чтобы наша Барбара действительно встретила хорошего молодого человека и искренне полюбила его.
Некоторое время спустя после этого разговора Джоанне показалось, что небеса услышали молитву Родни, когда в Крайминстер вернулся из Ирака молодой человек по имени Уильям Врэй. Он остановился у своей тети, миссис Герриот.
Джоанна увидела его первой, неделю спустя после его приезда. Уильям пришел к ним однажды после обеда, когда Барбары не было дома. Джоанна оторвала взгляд от письменного стола и с удивлением посмотрела на высокого, крепко сложенного молодого человека с квадратным подбородком, порозовевшим от волнения лицом и твердым взглядом широко открытых голубых глаз.
Порозовев еще сильнее, Билли Врэй пробубнил себе под нос, что он племянник миссис Герриот и что он… э‑э‑э… принес ракетку мисс Скудамор, которую… э‑э‑э — мисс Скудамор оставила вчера на корте.
Быстро справившись с удивлением, Джоанна приветливо заговорила с молодым человеком.
Барбара такая рассеянная, сказала она, что может оставить свои вещи где угодно. Сейчас ее нет дома, но, по всей вероятности, скоро она вернется. Мистер Врэй может подождать ее, а пока, не выпьет ли он чаю?
Мистер Врэй согласился, и, кажется, не без удовольствия. Джоанна тут же позвонила слугам и распорядилась приготовить чай, после чего принялась расспрашивать мистера Врэя о его тетушке.
Самочувствие миссис Герриот занимало их минут пять, после чего разговор несколько приостановился. Было видно, что мистер Врэй чувствует себя несколько беспомощно. По‑прежнему красный как рак, он сидел прямо, не касаясь лопатками даже спинки стула. На лице его отражались приступы мучительной неловкости, владевшей молодым человеком. К счастью, чай предоставил ему еще один повод для разговора, которого хватило еще на несколько минут относительной непринужденности.