Пропавшее сокровище. Мир иной

— Что вы думаете об этой версии? — спросил Кортец, обращаясь к Джейку по-английски и забывая при этом, что он, иностранный турист, русского языка до сих пор не должен был понимать.

— Чепуха! — воскликнул Джейк также по-английски и быстро встал с травы. — Старик повторяет какую-то болтовню. А кроме того, он, по-моему, ненормальный.

— Ну, это не ваша идея, — насмешливо сказал Кортец. — Старик сам объявил себя «вороном здешних мест»…

Неожиданно Кортец и Джейк вновь услыхали глухариное клохтанье. Они с удивлением поглядели на старика. Содрогаясь и покачиваясь на своем валуне, он смеялся и показывал скрюченным пальцем на озеро:

— Рыбешка… глупая… выплеснулась… а баклан ее… хватил на лету. Хе-хе-хе!..

Иван и Анастасия

Близилась ночь. Солнце ушло из монастыря и собиралось заночевать где-то за дальней гладью Сиверского озера. Но его багровые лучи еще струились из-за зубчатых стен и дремлющих сторожевых вышек, похожих на дозорных старинного московского войска…

Профессор Стрелецкий присел на гладкий камешек посреди темно-зеленой лужайки между двумя маленькими церквушками и прислушался. Он подумал, что вот эта тишина когда-то ушла отсюда на картины Нестерова с ясноглазыми лесными отроками, а сейчас вернулась вновь.

Рядом со Стрелецким стояли Тася и Волошин. Они тоже слушали эту чарующую тишину, вдыхали сладкие и горькие запахи трав, следили за меркнувшим заревом заката. Но они не видели того, что видел на этом холме старый профессор.

Стрелецкий заговорил тихо и торжественно, как сказитель древних былин…

…По реке по Шексне, с Волги-матушкиВстречь воде, меж лугами зеленымиВыгребают суда государевы,Идут барки высокие, новые,Пологами цветными прикрытые.В тех судах, расписных по-владимерски,Едет царь-государь к Белу-озеру,Князь великий Иван свет Васильевич.Беззаботное солнышко божиеС неба светит высокого…

День веселый, и светлый, и радостный,Что ж не радостен царь с поезжанами,Молодыми князьями-боярами?Почему государь запечалился?……Он сидит на скамье призадумавшись,Уронил молодую головушку…Плачет горько царица НастасийНад царевичем юным Димитрием,Во пути от истомы преставшимся…Царь приехал в обитель далекую,

Обнял он Симеона игумена,Испуская слезу не единую……Под священное пение иноковПоложили во гробик царевичаИ в предтеченской церкви покоили,Что как дар по рожденьи ИвановойГосударем Васильем поставлена…

Стрелецкий умолк. Он глядел на маленькую церковь Иоанна Предтечи, высившуюся на холме среди юных, радостных берез.

— Вот здесь, в этой церкви, четыреста лет назад стоял гробик первого сына царя Ивана Васильевича, младенца Дмитрия, умершего в пути, когда молодой Грозный с царицей Анастасией предприняли путешествие из Москвы на далекий север, сюда, в обитель Кирилла Белозерского… Я прочел вам сейчас отрывок из старинной былины «Кириллов езд», которую нашел в пыльных архивах монастыря. Неизвестный автор в этой былине подробно описывает путешествие Ивана Васильевича и его молодой жены Анастасии Романовны…

— Анастасия… — прошептала Тася. — Ее тоже так звали… Ваня!

Волошин взглянул на нее:

— Я, Настенька!..

— Как имя вашего отца?

— Его зовут Василием, — просто ответил Волошин. — А что?

— Ничего… Я так…

«Иван и Анастасия… Государь Иван Васильевич и его молодая жена Анастасия…»

Мысль Таси заметалась, как птица в тенетах, но ее сковал ровный голос Стрелецкого, прирожденного лектора, превратившегося вдруг на чудесной лужайке романтического монастыря в сказителя былин о седой старине. В далеком прошлом Тася увидела…

Это было четыре века назад, на закате солнца… Множество цветных парусов еще трепетали на расписных барках флотилии, бросившей якоря у стен Сиверского монастыря. Самая большая барка, с царским шатром на палубе, пристала к берегу, и по мировой сходне ее, покрытой ковром, сошел молодой Грозный. Был он ростом почти высок, но не долговяз и одет просто. Большие карие глаза смотрели строго, даже сурово… Под благословение к толстому, багроволицему игумену Иван подошел быстро и деловито. Затем поднял голову. С трудом разжав губы, вымолвил:

«Горе у меня, отче…»

Игумен прислушался к рыданиям Анастасии Романовны в царском шатре на барке и ответил, тяжко вздохнув: