Пропавшие в Эдеме

Ронен ничего не ответил. У него была острая бородка, хорошо подстриженная, он недовольно ее поглаживал. Как будто мы нарушили какое-то неписаное правило вроде «не разговаривать на ходу».

Потом в кафе он заказал ванильное мороженое. А она сначала попросила попробовать несколько видов и в конце концов выбрала карамель. Потом я тоже сделал заказ и расплатился, говоря по-испански. Уже неделю я изучал язык, и мне нравилось перекатывать во рту непривычные слова.

– Как красиво ты говоришь! – Мор повернулась ко мне с ложечкой мороженого в руке.

– Это не бином Ньютона, я здесь учусь на курсах, – ответил я.

– И тем не менее, – сказала она и улыбнулась.

В ее улыбке не было ничего особенного. Больше всего она напоминала мне улыбку старшеклассницы женской религиозной школы. Скромная. Стыдливая. Вообще, если бы в тот момент меня спросили, я бы с уверенностью ответил, что она религиозна. Или была такой в прошлом. Большие сережки. Преувеличенная жизнерадостность. Кудри собраны под платок. Толстовка и шаровары. Как-то я проводил мастер-класс в религиозной школе в Кармиэле, и девушки там выглядели именно так. А с другой стороны, было что-то такое во взглядах, которыми она меня одаривала, когда Ронен не видел. Что-то смелое, почти отчаянное, но в рамках. Голод, что ли. Вот это слово я искал. Ее взгляд был голодным. Чего именно ему не хватало? Об этом я пока не знал.

Мы принялись за мороженое. Сколько времени нужно, чтобы съесть мороженое? Пять минут? Десять? Даже мороженое она облизывала, как царская дочь, которая величава в покоях своих[4]. Аккуратно, с чувством меры, кончиком языка, не обходя вниманием ни одной стороны конуса.

Мы вели праздный разговор путешественников. Точнее, мы с ней разговаривали, а Ронен сосредоточенно, как исследователь, смотрел на свое мороженое, будто пытался рассчитать алгоритм, управляющий темпом его таяния.

Мор сказала: мы начали в Боливии, а теперь в раздумьях, куда бы поехать дальше. Я сказал, что слышал много рекомендаций о Перу. Она сказала: да. Но в ее голосе сквозило сомнение, как будто она не была уверена, что рекомендации других имеют для нее практическую значимость.

– Сколько у вас времени? – спросил я.

– Полтора месяца.

– Очень завидую.

– Почему? А сколько времени у тебя?

– Максимум две недели, – ответил я, – больше не смогу. Из-за дочки. Меня и так раздирает от тоски по ней. А еще есть работа. На самом деле даже две недели – это слишком.

– Вау, – сказала она, бросила на меня еще один голодный взгляд и положила голову на плечо Ронену, как будто закапываясь туда, – было видно, что это движение она делала уже тысячи раз.

А он все смотрел на тающее мороженое. И молчал.

* * *

Потом они вдвоем проводили меня до хостела. Точнее, они хотели добраться до Рынка Ведьм, а это было по дороге.

Я остановился на тротуаре, рядом с открытой входной дверью.

Мор сказала: тут очень красиво. И встала на цыпочки, чтобы увидеть, что там за моим плечом, будто заглядывая за стену запретного города.

Я тоже кое-что подглядел – посмотрел на полоску кожи, которая открылась, когда ее толстовка немного задралась наверх, – и сказал:

– Внутренний двор красивый, комнаты так себе.

А Ронен сказал – это был первый раз, когда он обратился ко мне:

– Ладно, так… мы точно еще встретимся в центре.

Я сказал: да.

И все. Ни объятий, ни поцелуев в щечку, ни любопытных взглядов, ни внезапного поворота кудрявой головы после прощания. Ничто не намекало на то, что случится дальше.

* * *

На перекрестке Кабри[5] я повернул направо.

Судя по указателю, до их поселка оставалось пятнадцать километров.

Я подумал, что картонных табличек с нарисованными стрелочками и подписью «на шиву» не бывает. Только «на свадьбу».

И притормозил. Я ехал по автостраде со скоростью всего семьдесят километров в час, как будто пытаясь отсрочить прибытие. Или выиграть время для воспоминаний.

* * *

В дверь моего номера в хостеле постучали вскоре после полуночи. Я как раз поговорил по видеосвязи с Лиори – она рассказывала, что вчера на перемене снова была одна, и спросила, не делаю ли я в путешествии чего-нибудь опасного, а я успокоил ее: нет, вовсе нет, – и предложил сыграть в битбокс[6] по телефону; поднес, как всегда, кулак ко рту, чтобы дать основную тему, и мы стали придумывать рифмы к ее имени: Лиор-Лиор, вот какой в тебе задор, в жизни есть всегда простор, ты всем бедам дай отпор, – но не успели мы войти в ритм, трубку взяла Орна и сказала, что они опаздывают в школу, а девочке еще надо причесаться; и тогда мы с Лиори приблизили губы к экрану и громко чмокнулись. Потом я лег в постель, утомленный от усилий изображать ради нее, что мне весело, и подумал: ну а чего ты ожидал, идиот, что в тридцать девять лет ты сможешь путешествовать без забот, как после армии? Взял книжку Сэлинджера – я настоял, чтобы после развода она осталась у меня, – «Выше стропила, плотники» – и стал читать с того места, где остановился прошлой ночью.