Девятка соответствует номеру домика Гефеста или означает, что где-то есть еще восемь таких пещер? Лео посмотрел на свернувшегося калачиком Фестуса – и внезапно его осенило, почему дракон чувствует здесь себя как дома. Потому что это и есть его дом. Скорее всего, его и собрали на этой самой платформе.
– А другие знают… – начал Лео, но не договорил.
Судя по покрывшей все поверхности паутине и пыли, здесь десятилетиями никто не бывал. На полу, кроме его собственных следов и огромных отпечатков драконьих лап, не было ни черточки. Он стал первым человеком, зашедшим в бункер за последние… за очень долгий срок. Пещеру забросили вместе с тонной незаконченных проектов. Закрыли и забыли – но почему?
Взгляд Лео наткнулся на настенную карту. На ней был изображен лагерь в ходе какого-то сражения, но бумага пошла трещинами и потемнела, став хрупкой, как шелуха луковицы. Внизу стоял год: 1864.
– Не может быть, – выдохнул Лео.
Затем его глаз зацепился за рисунок на соседней доске, и у него едва сердце из груди не выпрыгнуло. Он бросился туда и уставился на едва различимый чертеж греческого корабля в нескольких ракурсах. Под ним шла выцветшая надпись от руки: «Пророчество? Не ясно. Полет?»
Именно этот корабль он видел в своих снах – летающий корабль. Кто-то пытался построить его здесь – ну или, по крайней мере, зарисовал идею. И чертеж остался в этой пещере, всеми забытый… в ожидании пророчества, которое еще не было произнесено. Но что самое странное – нос корабля оказался именно таким, каким его изобразил Лео в пять лет – его венчала голова дракона.
– Похож на тебя, Фестус, – пробормотал он. – Прямо мурашки по коже.
Лео охватила неясная тревога, но его разум осаждало слишком много вопросов, чтобы зацикливаться на одной проблеме. Он коснулся чертежа, чтобы снять его и изучить более внимательно, но бумага рвалась под пальцами, и он передумал. Лео покрутил головой в поисках других подсказок, но не увидел ничего похожего на лодки или детали этого проекта. Хотя кто знает, что скрывается за всеми этими дверями.
Фестус фыркнул, будто пытался привлечь внимание Лео, напомнить ему, что у них не так уж много времени. По прикидкам Лео, до утра оставалось всего несколько часов, а он только и делал, что отвлекался на посторонние занятия. Да, он спас дракона, но в предстоящем поиске это ему никак не поможет. Ему необходимо найти нечто, на чем они смогут полететь.
Фестус носом подпихнул к нему кожаный пояс для инструментов, лежащий рядом с его платформой, и, включив глаза-фары, направил их красные лучи в потолок. Лео проследил за ними взглядом и, различив, что именно висит в темноте у них над головами, вскрикнул.
– Фестус, – произнес он слабым голосом. – Нам с тобой предстоит кое-что сделать!
13
Джейсону снились волки.
Он стоял на поляне посреди леса красных деревьев. Впереди виднелись развалины большого каменного особняка. Низкие серые облака сливались с туманом, в воздухе висела холодная морось. Вокруг, рыча, скалясь и мягко подталкивая его в сторону руин, кружили большие серые звери.
У Джейсона не было ни малейшего желания почувствовать себя собачьим печеньем, поэтому он не стал сопротивляться.
Земля чавкала под ногами. Оголенные кирпичные остовы дымоходов напоминали тотемные столбы. Когда-то это был огромный дом в несколько этажей с толстыми стенами и выступающей вперед остроконечной крышей, но сейчас от него остался лишь скелет. Джейсон зашел в разрушенный проем – и оказался в подобии внутреннего дворика.
Перед ним был прямоугольный пруд. Вместо воды его наполнял туман, поэтому было сложно сказать, какой он глубины. Пруд огибала протоптанная в земле тропа, по бокам возвышались неровно осыпавшиеся стены из цельных бревен. Волки пробегали под арочными проходами, сложенными из грубого красного вулканического камня.
У дальнего края пруда сидела огромная, на несколько футов выше Джейсона, волчица. Ее глаза, сияя серебром, пронзали туман, а окрасом она напоминала камни – теплый красновато-шоколадный оттенок.
– Я знаю это место, – сказал Джейсон.
Волчица повернулась к нему. Она не изъяснялась словами, но Джейсон все равно ее понимал. Движения ушей и усов, направление взгляда, как она скалилась – все это было частью ее языка.
– Так нечестно, – сказал Джейсон. Но стоило этим словам сорваться с губ, как он понял, что жаловаться ей бесполезно.
Волки не знают сочувствия. Их не волнует справедливость. Волк живет по принципу «победа или смерть».
Джейсон хотел возразить, что невозможно победить, не зная, кто ты такой или куда тебе необходимо двигаться. Но он вспомнил эту волчицу. Ее звали Лупа, она была Матерью всех волков, величайшей в своем роде. Когда-то давно она нашла его здесь, оберегала его, заботилась о нем, выбрала его – но если Джейсон проявит слабость, она разорвет его на куски. Из щенка он превратится в обед. В волчьей стае слабость непозволительна.