Пропавший мальчик, пропавшая девочка

Когда Марк снова посмотрел в сторону гостиной, мистер Хилльярд «доставал» Рощенко. На пороге дома появилась семья Монэгенов. Первой – Марго, как всегда создавшая впечатление, будто некая кинозвезда по случаю шла мимо и заглянула на минутку; за ней – Джеки, ухмыляющийся и краснолицый, как всегда создавший впечатление, будто он абсолютно не возражает, если вы предложите ему опрокинуть рюмочку-другую; и, наконец, Джимбо, бросивший на друга доброжелательный изучающий взгляд.

Прежде чем Марк успел подать Джимбо сигнал о встрече на кухне, рядом с ним вдруг вырос дядя Тим и огорошил предложением.

– Марк, а что, если ты приедешь ко мне в Нью-Йорк на неделю-другую, а? Скажем, в августе?

Удивленный и обрадованный Марк ответил, что с удовольствием приехал бы, и спросил Тима, говорил ли он об этом с отцом.

– Поговорю. Попозже, – ответил Тим.

Перед тем как вклиниться в толпу в поисках Филипа, он улыбнулся Марку.

В следующие десять минут Марк потерял из виду Джимбо: соседи и коллеги отца похлопывали его по щеке или теребили за предплечье и как заведенные бормотали, каждый раз делая вид, будто это чистая правда, все те же бесполезные и тягостные фразы: «Представляю, как тебе сейчас тяжело, сынок… Ей сейчас там покойно… На все Божья воля, понимаешь… Эх, малыш, а вот когда умерла моя матушка…»

Наконец Марк заметил, что из глубины столовой на него смотрит Джимбо, и направился к нему.

– Ну, как ты? – спросил Джимбо.

– Лучше, чем ты думаешь.

Тихо переговариваясь, их папаши стояли в нескольких футах спиной к мальчикам. Рядом с дядей Тимом стоял мистер Бэттли и что-то вещал.

– Лады, – сказал Джимбо. – А знаешь… – Уголки его большого рта загнулись книзу, глаза сузились. Сейчас на лице Джимбо было неподдельное сострадание. – Йоу, мне так жаль твою маму. Я хотел еще там тебе сказать, но не знал как…

Без всякого предупреждения в душе Марка пронеслось незнакомое ощущение, иссушив все, к чему прикоснулось. За пару секунд перед ним разверзлась бездна чувств, и мальчику показалось, что навалившийся вдруг на плечи столб воздуха едва не придавил его к земле. Марка ослепили слезы. Он поднес к глазам руку, выдохнул и будто со стороны услышал, что издал сдавленный горестный звук.

– Нет, ты правда в порядке?

Голос Джимбо вернул его к жизни.

– Вроде да…

Марк вытер глаза Его тело все еще трепетало от пережитого ощущения.

За его спиной Джеки Монэген говорил:

– А это правда, что Нэнси была родственницей того жуткого типа, который жил рядом? Кто-то что-то говорил, не помню кто…

Его отец отвечал:

– Лучше б этот «кто-то» помалкивал.

– Я типа упустил кое-что там… – сказал Марк, заинтересовавшись, о чем говорит отец Джимбо. Теперь Джеки рассказывал, что родственник его мамы рисковал жизнью, спасая каких-то детей. Марк повернул голову как раз в тот момент, когда Джеки говорил его отцу, что дети были черными. Ну, приехали, подумал Марк, сейчас польется грязь.

– Ну, не удивительно, – сказал Джимбо.

– Да нет, я не о похоронах, – сказал Марк. – До меня сейчас дошло то, что я должен был понять раньше. Даже странно, как я это упустил.

– Что упустил-то? – спросил Джимбо.

Марк придвинулся к Джимбо поближе и прошептал:

– Дом!

– Что – «дом»? – переспросил Джимбо и тут же понял. – О нет. Слушай, забей, а? Дом-то здесь при чем?

– При том. Слышал бы ты, как мама отчитала меня за одну только мысль о нем. Задай себе вопрос – почему она убила себя?

– Я не знаю, – жалобно проговорил Джимбо.

– Вот именно. Я не послушался ее и не обходил дом стороной, и что-то в нем убило ее. Вот что произошло, Джимбо. И пора завязывать крутиться вокруг да около. Мы должны залезть туда.

Джимбо не нашелся что ответить, и в повисшей тишине оба мальчика отчетливо услышали слова Филипа Андерхилла:

– Черт меня дернул породниться с семейкой психов.

Марк побледнел. Незамеченный Филипом и Джеки, он прошел мимо них и скрылся в сгустившейся вокруг стола толпе. Джимбо поспешил за другом и догнал его у арки в кухню, где, к его удивлению, Марк остановился как вкопанный.

Когда Джимбо встал рядом с Марком, его поразило выражение лица друга: рот приоткрыт, и половина лица, обращенная к Джимбо, совершенно белая. Если б не пульсирующая на виске тонкая голубая жилка, Марк казался бы мраморной статуей.

Джимбо не отваживался смотреть в сторону кухни. После появления в окулярах отцовского бинокля того существа последнее, чего он желал в жизни, – увидеть его на кухне Марка Андерхилла, Мысль об этом сковала его ледяным страхом.

Джимбо понятия не имел, сколько простоял рядом с Марком, не в силах от страха повернуть голову. Марк не двигался; Джимбо даже казалось, что тот не дышал. Еще ему казалось, что они оба – и Марк, и он, скованный неподвижностью Марка, – стояли так целую вечность. И весь мир вокруг них тоже был скован; а жилка на виске Марка пульсировала, пульсировала, пульсировала… Во рту Джимбо пересохло, язык казался распухшим и тоже недвижимым.