Пропавший матрос

Через несколько минут раздалась команда садиться на баркас, и довольные матросы с веселыми лицами гуськом, один за другим, спускались по трапу.

Я был назначен ехать с матросами на берег и потом собрать их и привезти на клипер. В помощь мне были даны два унтер-офицера.

Прощаясь со мной, старший офицер и меня попросил поберечь Жданова.

— Сами знаете, какой это славный матрос! — прибавил он.

Баркас был полон белыми рубахами. Я спустился, сел у руля и мы отвалили. Дружная, спорая гребля двадцати четырех весел скоро донесла шлюпку до пристани красавца города.

IV

— К семи часам быть на пристани! — напомнил я перед тем, как баркас приставал.

— Есть, будем!

— Смотри, ребята, не опоздайте. Ровно в семь баркас отвалит!

— Не опоздаем, ваше благородие! — раздались в ответ дружные веселые голоса.

— Шабаш!

С этим командным возгласом весла были мгновенно убраны. Шлюпка тихо подошла к пристани, и матросы стали торопливо выскакивать на давно желаемый берег, пропустив сперва боцмана, фельдшера, писаря и другую баковую «аристократию».

На пристани слонялись несколько матросов с купеческих иностранных судов и английские матросы с военной шлюпки. Кучки китайцев собрались поглазеть на вновь прибывших чужестранных гостей.

— Люсиан, Люсиан! — разносилось с разных сторон.

Какие-то, подозрительные на вид, китайцы уже предлагали свои услуги. Таинственно покачивая головами и сюсюкая, они звали с собой наших матросов, объясняя и на ломанном английском языке и пантомимами: где можно хорошо выпить и весело провести время.

— Не слушай их, братцы. Гони чертей в шею! — посоветовал один из матросов, бывавший прежде в Гонконге. Кабаков, по здешнему бар-румов, сколько угодно… Гляди! И без них найдем. А то эти идолы еще бог знает куда заведут… Одного нашего матросика, когда мы здесь стояли три года тому назад, тоже увели да и отпустили в чем мать родила… Отшпарили его опосля на «конверте»… Народец! Проваливай, желторожие.

Совет старого бывалого матроса действует. Услуги факторов отвергаются.

Взад и вперед прохаживаются несколько чересчур набеленных и накрашенных китаянок, неловко ступая своими маленькими изуродованными ногами. На руках у этих дам кольца и медные браслеты. Волосы чем-то смазаны. Они поглядывают из-под своих широких бумажных зонтов на пришлых «люсиан» и любезно улыбаются, кидая на них взоры своих узких глаз.

— А ведь ничего себе китайские бабы! — посмеиваются матросы и в свою очередь не без любопытства посматривают на китаянок.

— Ишь шельмы, куражатся… похаживают!

— Узкоглазые, братцы.

— Хуже наших-то россейских…

— Супротив наших дрянь.

— Не замай, не замай, мамзель! — сконфуженно говорит, отшатываясь от подошедшей китаянки, молодой матросик.

— Испужался, Михеев? — смеются матросы.

— Ишь ведь бесстыжая!

— А ты ее по загривку!

Тут же на пристани, к услугам желающих, — паланкины. Около них дремлют высокие, рослые китайцы-носильщики с обнаженными плечами и грудью. Они просыпаются и предлагают за пол-шиллинга снести меня в город.

Я отказываюсь.

— А не попробовать ли в паланкине Максим Алексеич? — обращается щеголеватый писарь Скобликов к боцману.

— Брось! — презрительно отвечает боцман. — Нешто у нас ног нету?

— Ноги, конечно, но только многие даже ездят, Максим Алексеич. Прокатимтесь?

— Не согласен. На своих на двоих поеду.

Но Скобликов недаром любит хороший тон и считает себя понимающим «деликатное обхождение». Он не хочет лишить себя удовольствия «прокатиться, как офицеры», и не без торжественности влезает в паланкин и садится, принимая небрежную позу. «Дескать, ничем нас не удивишь!» Двое дюжих носильщиков китайцев, ухватившись голыми руками за концы длинных и гибких бамбуковых жердей, понесли нашего восхищенного собой писаря Скобликова ходким шагом в гору, слегка выкрикивая под такт ходьбы.

— Ишь цаца какая! — проговорил боцман с неудовольствием.

Разбившись на кучки, матросы разбрелись по кабачкам. Их было немало вблизи от пристани и в нижней части города, в которой скучены невзрачные дома довольно грязного китайского квартала. Меньшая часть пошла в город, расположенный на склоне скалистой горы, чтобы сперва погулять, посмотреть на улицы и дома, заглянуть в лавки и после уже закончить день выпивкой и гулянкой.

В числе этих любознательных были, конечно, и Аким и приятель его, Василий Швецов.

Несмотря на палящий зной — было около сорока градусов — наши матросы бодро шагали, поднимаясь по пыльной дороге в гору, и перекидываясь словами. Оба были мокры. Пот градом катился с их раскрасневшихся лиц. Мимо то и дело проносили паланкины и проходили с легким покрикиванием кули (переносчики тяжестей), таща на спинах, прикрытых циновками, громадные каменные плиты, вероятно для какой-нибудь постройки. Очень редко попадались англичане в паланкинах или верхом, одетые в чечунчу, с индейскими шлемами, обвязанными кисеей, на головах. Видимо, только какое-нибудь спешное дело могло выгнать этих хозяев острова из своих прохладных, уютных домов на улицу в эти часы сильнейшего зноя.