Пропущенный вызов

Надя не пустила его дальше просторной прихожей, держала возле вешалки, на которой он заметил теплые куртки, висящие не на плечиках, а прямо на крючках. Глянул вниз и не ошибся: среди разномастных босоножек болталась неубранная теплая обувь. Что ж, занятая женщина, двое детей, плюс еще псих под опекой, фактически обслуживает два дома.

– А вы работаете? – бесцеремонно поинтересовался он и узнал, что Надя аж целый завуч в школе. Ну да, где тут успевать убирать вещи.

Он спросил, не замечала ли она каких-нибудь странных людей в последнее время, не жаловался ли Вася, в ответ Надежда презрительно фыркнула. Вася, сказала она, еле разговаривает и мало что видит вокруг себя.

Недружелюбие женщины и ее желание поскорее закончить разговор не удивили Зиганшина, сейчас мало кто любит представителей закона и готов им помогать.

Чтобы немного подольститься, он восхитился самоотверженностью Надежды, как она согласилась ухаживать за психически больным человеком, к тому же убийцей?

– Такая хрупкая женщина, а не боитесь! Даже я бы десять раз подумал, прежде чем решился к нему в дом входить, а вы…

Вопреки ожиданиям, Надя не оттаяла, а так же сухо и неохотно проинформировала его, раз врачи дали заключение, что Вася может жить в социуме, значит, опасности он не представляет, иначе его не выписали бы на амбулаторное лечение.

– А как же тогда его первая госпитализация, которую признали ошибочной? – вдруг выпалил Зиганшин и чуть не укусил себя за язык от досады, зачем он раскрыл карты. Все же практики ему не хватает, и сегодня он так изоврался, что непростительно расслабился к концу дня.

Надежда насторожилась.

– Откуда вы знаете?

– Работа у нас такая, все знать, – неуклюже вывернулся он, – врачебная ошибка имела место один раз, вы не опасались, что она может повториться?

Надя сказала, что сначала ходила к тете Жене, которая была ей как вторая мать, и потихоньку привыкла к Васе, убедилась, какой он безобидный, вот и согласилась стать опекуном, когда тетя Женя перед смертью ее об этом попросила. А бояться ей нечего, Вася наблюдается у психиатра и регулярно принимает лекарства.

Он спросил про Веру Савельеву, убитую Васину сестру, но ничего интересного Надя ему сказать не могла. Да, она была знакома с Верой, но из-за разницы в возрасте настоящей дружбы не получилось, Вера не вводила ее в свой круг и вообще была очень скрытная девушка, себе на уме.

– Это у них, наверное, семейное, – усмехнулась Надя, – у папы в гениальность ушло, а детки с психическими отклонениями получились.

Когда он стал расспрашивать про обстоятельства смерти Веры, Надя сказала, что была тогда еще школьницей, с тетей Женей сблизилась только после смерти своей мамы, когда Вася уже лежал в психиатрической больнице, и одним из условий этой близости было не вспоминать прошлое. Поэтому она не может потешить праздного любопытства собеседника никакими пикантными подробностями.

Зиганшин сделал вид, что смутился, и попросил, чтобы она познакомила его со своим подопечным, вдруг он видел что-то необычное в последнее время, Надя долго отнекивалась, но в конце концов согласилась.

Они пересекли двор и вошли в подъезд напротив. Открыв дверь, Надя закричала пронзительным голосом: «Вася, выходи, к тебе человек из милиции», – и Зиганшин понял, что тут его тоже не пустят дальше прихожей.

Шикарная сталинская квартира, состоящая из минимум пяти комнат, как он прикинул по дверям, выходящим в коридор, была убрана по крайней мере не хуже, чем у самой Надежды, и не пахло ничем таким, что заставляло бы предположить, что здесь живет человек, неспособный ухаживать за собой. Вообще в этом доме было что-то неправильное, как не должно быть, и Зиганшин злился, что никак не может ухватить эту несообразность.

– Вася, давай, или мне насильно тебя вытаскивать?

Наконец одна из дверей открылась, и появился Вася, правильного сложения мужчина средних лет. Мстислав Юрьевич не считал себя экспертом в области психиатрии, но имел устойчивое представление, что душевная болезнь так или иначе отражается на внешнем облике человека.

Глядя на Васю, он понял, что представление это ошибочно. Встреть он Савельева где-то на улице, «симпатичный мужик» – максимум, что пришло бы в голову.

Ну, скудная мимика и вялый взгляд, и то их замечаешь, потому что выискиваешь какие-то признаки сумасшествия. Одет Василий был прилично, в джинсы и футболку с готическим рисунком, модным лет десять назад, не причесан, но аккуратно подстрижен и, к удивлению Зиганшина, с ухоженной бородкой а-ля «трехневная щетина».

Здороваясь, Мстислав Юрьевич хотел пожать руку собеседнику, но Вася проигнорировал этот порыв. Говорил он монотонно, невыразительно и тихо, но достаточно связно.

Рассказал, что Надя разрешает ему гулять в парке, он знает дорогу и не боится заблудиться. Никто к нему не приставал и вообще ничего необычного с ним не происходит.

Постояв минут шесть, он сказал: «Я устал», – развернулся и ушел.