Прорицание и синхрония (психология значимого случая)

Естественно, физики размышляли о том, почему невозможно сделать прогноз, который дал бы реальный числовой результат, а не только статистическую вероятность. Паули со всей очевидностью установил, что это обусловлено предпосылками, ибо эксперимент является единичным событием, а методика математических расчетов основана на принципе вероятности, что исключает конкретное событие и не соотносится с ним.

Следует поближе рассмотреть проблему вероятности. Простейший способ объяснения вероятности, которым я собираюсь воспользоваться, связан с картами. В нашем распоряжении имеется колода, состоящая из 32 карт. Человек может выбрать одну карту. Вероятность того, что он вытянет из 32 карт туза червей, составляет одну тридцать вторую. Таков у человека шанс. Если я скажу, что вы можете выбирать десять раз, то, естественно, вероятность вытянуть туза червей будет значительно выше, а если вы сможете тянуть карту тысячу раз, то шанс возрастает еще больше и т. д.

Иными словами, повторение является секретом вероятности: чем чаще повторяется ситуация, тем точнее может быть определена вероятность; когда, наконец, будет достигнуто предельное значение, можно сказать: если имеется число N (бесконечное число выбора), то предел может быть установлен достаточно точно. Таково, в упрощенном виде, объяснение расчета вероятности.

Не будучи математиком или физиком, я полагалась на популяризованный материал (кости или карты), который использует физик в качестве примера для объяснения вероятности. Приступая к объяснению теоремы Бернулли, он начинает со слов: «Если у вас столько-то карт...» и так далее. Тот же метод используется при объяснении вероятности непрофессионалу. Но почему используется именно этот пример? Это забавно: в реальности математика и ее применение в современной физике основана на принципе невозможности прогнозировать единичные события и одновременно с этим на стремлении доказать возможность точного прогнозирования, когда речь идет о тысячах и миллионах событий.

Будучи недоверчивым психологом, который этому не верит, вернее, видит в этом одностороннюю операцию человеческого разума, я должна поставить два вопроса. Во-первых, человек, несомненно, видит, что, применяя эти методы, современная наука получает весьма сомнительную картину реальности. Поэтому вполне обоснованно можно задаться вопросом о возможности использования других методов. По какой причине миллионы высокообразованных ученых В Западной Европе и Америке беспрекословно уверовали в закон больших чисел? Обсуждение этих вопросов с учеными-естественниками подтверждает то убеждение, что именно с помощью чисел постигается реальность и возможность ее точного научного описания. Подразумевается и то, что, избрав этот принцип, можно постичь истину как внешних, так и внутренних факторов и получить статистическое доказательство и подтверждение теории вероятности.

В этом вопросе я расхожусь с Райном из университета Дьюка. Он имел глупость полагать, что при желании «продать» парапсихологические явления научному миру, он должен доказать их статистически или с помощью теории вероятности и — глупец — совершил это на вражеской территории, в то время как ему следовало оставаться на своей собственной. Он пытался доказать нечто, справедливое только в единичном случае, используя методы, исключающие эти единичные случаи. Поэтому я совершенно не верю в то, чем занимаются люди в этом университете. Их соблазнил американский дух времени, и, поскольку им хотелось доказать другим ученым, что парапсихология является реальной наукой, они использовали инструмент, абсолютно непригодный для поставленной цели. Такова моя личная точка зрения.

По какой причине вера в закон больших чисел овладела разумом западного человека? Ведь те, кто верит в него, являются наиболее развитыми и интеллигентными людьми нашего времени. Если человек свято верит в то, что впоследствии, после его «отрезвления», оказывается очень ограниченной и частично ошибочной точкой зрения, то есть подозрение, что такие люди находятся под тайным влиянием определенного архетипа. Именно это заставляет людей верить в то, что ошибочно. Если посмотреть на историю науки в прошлом, то можно увидеть, что все научные ошибки или то, что мы называем ошибками теперь, обусловлены тем, что люди были в плену идеи, связанной с архетипом, которая препятствовала наблюдению за фактами. Архетипическая концепция устраивала их, давала им субъективное ощущение истинности наблюдения, поэтому они отказывались от дальнейших поисков. Когда появлялся какой-нибудь ученый, который говорил, что уже не уверен в справедливости определенного утверждения, и приводил новые факты, люди пробуждались, сокрушаясь по поводу своей веры в теорию, которая отныне кажется им ошибочной. Человек осознавал, что находился под сильнейшим завораживающим эмоциональным влиянием архетипической идеи.