Пророчество

Маленький, тщедушный человечек, чуть прихрамывающий на левую ногу, с тонкими, почти детскими предплечьями, никогда не ощущавшими тяжести меча, укутанный в переливающуюся всеми цветами радуги сутану, подпоясанную белым поясом – знаком высочайшего посвящения, – стоял на краю трибуны и высокомерно смотрел на беснующееся у его ног людское стадо… Наконец его царственная длань поднялась, и в Амфитеатре наступила мертвая тишина…

– Дети мои! – негромко произнес самодержец, и система труб и рупоров, многократно усилив его голос, донесла его до самых дальних закоулков сооружения. – Сегодня я снова собрал вас, мой народ, для того чтобы вновь провести обряд Превозношения Создателя, вдохнувшего искру разума в самое великое свое создание – ЧЕЛОВЕКА! Да, мы все не без греха, дщери мои и сыновья! Но ведь сказано: «Кто, согрешив, покается, стократ милее нам»! Поэтому я призываю вас каяться, каяться и еще раз каяться! И тогда светоч Духа озарит ваши души, и познаете вы смысл Великого Просветления и Осознания себя частицей Создателя нашего!!! Встречая утро ущемлением плоти, провожая солнышко покаянной молитвой, помните – с вами я, ваш Господин и Учитель, Наместник Создателя в миру и Орудие его мести еретикам и отступникам – Алый Топор Империи!!! И тогда каждое шевеление ваших душ будет служить величайшей цели, ради которой мы все рождены: бросить весь мир к ногам Отца нашего и всеблагого Господа, да освятится в веках имя его!!! Слава!!! Слава!!! Слава!!!

Амфитеатр взорвался!!! Зрители исступленно орали какие-то слова приветствия, каялись в своих грехах, рвали на себе одежду, плакали, смеялись: мне в какой-то момент показалось, что вся толпа здорово не в себе… Но тут пришлось упасть на колени и, кланяясь на каждый выдох, затянуть какой-то безумный гимн – славословие действующему правителю… Такое развлекалово продолжалось около половины стражи, и когда наконец завершилось, я почувствовал, что у меня от стояния коленями на каменном покрытии здорово затекли ноги… Заметив, что Император, Возносящий хвалу Создателю наравне со всеми, встал и вместе с ним с коленей начал подниматься весь народ, собравшийся на великий праздник, я пихнул заигравшегося в святость Учителя в бок и тоже поднялся с пола…

Заревели трубы, и на сцену, к превеликому удовольствию народа, выбежали первые воины: четверка ветеранов в алых, цвета артериальной крови, доспехах, вооруженные мечами и легкими щитами, и восемь новеньких, вооруженных чем попало девчушек лет семнадцати – двадцати пяти, испуганно озирающихся по сторонам и пытающихся понять, зачем их вытолкнули на этот песок и что их ждет впереди.

– Смерть – удел слабых!!! Да проложит сильный дорогу к Свету!!! – рявкнул Император… – Сегодня всего одна сильнейшая воительница Империи, женщина, благодаря силе, мужеству, уму и самоотверженности прошедшая горнило сотен боев и путь от фиолетовых лат до алых, победившая в десятках боев на арене, получит право носить доспехи белого цвета, называться Дщерью императора и нынешней ночью взойти на его ложе!!! Пусть Создатель укрепит их тела и Души!!! Пусть победит сильнейшая!!! – Из руки самодержца выпорхнул платок и медленно упал на песок арены… И в этот же момент четверка ветеранов слаженно пошла в атаку… Миг, и голова первой несчастной, еще осмысливающей слова, еще звенящие в воздухе, покатилась по земле… Еще миг, и брошенный кем-то из оклемавшихся девушек нож выбил искры из щита одной из воительниц в доспехах… А еще через пару ударов сердца на трибуне закипел нешуточный бой: видимо, монахи, подбирающие пленниц, неплохо знали свое дело, так как неопытные, в первый раз оказавшиеся в такой ситуации девчонки, ничем не связанные друг с другом, довольно быстро поняли правила игры и объединились… И вскоре избиение одиночек прекратилось… Начался тягучий позиционный поединок… И несмотря на то что ветераны, видимо, имевшие опыт таких боев, вскоре оказались перед непростой дилеммой: либо защищаться в строю и оставлять открытыми спину для не связанных условностями более многочисленных противниц, либо ввязаться в одиночные схватки, попытавшись переиграть толпу индивидуальным умением, – к стене, чтобы прикрыть спины, им отойти не дали…