Талиессин повернулся к своим соратникам.
– Да, это он – Алатей. Второй шпион. Молодцы, что выследили!
Человек в сетке яростно забился. Должно быть, понял, чей меч сейчас у Талиессина, на чьем коне он сидит.
Талиессину довольно было на один только миг встретиться взглядом с пленником, чтобы понять: тот мучается от бешенства, от бессилия, от непонимания. Талиессина забавляло это. Забавляло, пожалуй, еще больше, чем внезапный испуг Сафрака.
Алатей искал раздавленного горем избалованного мальчика, сторонящегося людей. А перед ним был главарь мятежников, с черным пятном сажи на щеке, с жуткими кровоточащими шрамами от середины скулы до подбородка. И этот главарь ухмылялся во весь рот.
– Ты ведь меня искал, Алатей? – Талиессин засмеялся. – Ну, рассказывай: рад ли ты, что нашел меня?
Алатей сжался, как будто собирался прыгнуть, а потом, надсаживаясь, заверещал из сетки:
– Люди! Вы хоть знаете, кто он? Кого вы слушаете? Кто он такой – вы знаете? Знаете?
Бородач браконьер, широко улыбаясь Талиессину, стукнул пленника кулаком по макушке. Алатей крякнул, прикусив язык, и только глаза его зло сверкали.
Над горизонтом, перебивая тихое свечение заката, показалась желтая луна – Стексэ. Ее отчетливо вычерченные края пылали оранжевым. Сегодня она была особенно большой и яркой. Талиессину вдруг показалось странным, что Алатей не отрываясь смотрит на нее.
А Алатей думал: «Столкновение лун возможно. Случится взрыв… Я никогда этого не пойму, но одно знаю точно: если они столкнутся, не останется ни Ассэ, ни Стексэ. Наводнение, буря… и пустота. Не будет одной большой луны. Только пустота».
– Где его меч? – спросил Талиессин, оглядываясь на своих людей.
Ему показали отобранный у Алатея меч. Талиессин быстро осмотрел клинок, двойник того, что был у Сафрака, и протянул бородачу:
– Убей шпиона, а его меч оставь себе. Хороший меч, верно?
И повернулся к происходящему спиной.
Нужно было решать, как провести завтрашний день.
– Эта дорога – на Мизену, – говорил, показывая рукой на хорошо вымощенную дорогу, хозяин маленькой харчевни, где Эмери и Уида остановились на ночь. – А вон тот проселок, – неопределенное вращательное движение кистью, он точно уходит дальше к границе.
– Какой проселок? – спросил Эмери, щурясь.
Он вышел вместе с хозяином на дорожку перед харчевней и рассматривал идиллическую местность. Никакого проселка здесь не было и в помине: хорошо возделанные сады, домики за оградами, несколько каменных строений: мельница, общественный амбар, большой скотный двор, принадлежащий какому-то богатею, живущему в Мизене. И одна-единственная дорога, вымощенная деревянным брусом, что вела от столицы в Мизену.
Был вечер, и неестественно яркая Стексэ нависала над горизонтом. Неожиданно Эмери почудилось, будто он улавливает запах гари.
Молодой человек насторожился.
– У вас поблизости горят леса?
– Нет, – хозяин покачал головой, – с лесами все в порядке, а вот одна деревня точно сгорела… Дела там обстоят скверно, потому я и говорю, чтобы вам проселком не ехать.
Ничего подобного хозяин прежде не говорил – и, вероятно, не заговорил бы об этом, если бы Эмери не спросил о запахе дыма.
– Я не вижу никакого проселка, – начал было Эмери, но хозяин перебил его:
– Отсюда не видать, он дальше, за мельницей. Но если той дорогой ехать, то путь пройдет как раз мимо деревни, где скверно, а чужакам туда лучше не заглядывать. Туда и свои сейчас не ходят. Дней несколько бы переждать, пока солдаты не подойдут. – И посмотрел на Эмери с почти искренней заботой: – Я не ради приработка советую: вижу уж, что на вас с вашей дамой много не заработаешь; я о вас беспокоюсь. Знаете, – задумчиво прибавил он, – иной раз кормишь-поишь человека, а спустя день – ну, предположим – находят его убитым где-нибудь. Смотришь и думаешь: «Только что у меня в харчевне пиво пил – а теперь вот ни на что не годен, одно воспоминание…» Всегда не по себе от таких вещей.
– Что там, в конце концов, происходит, в той деревне? Расскажите, – попросил Эмери. И добавил вполголоса: – Рассказывайте как есть – мне можно довериться.
– Да уж вижу, вам-то можно, а вот спутница у вас, мой господин, – перец в кипятке. Как вы с ней уживаетесь?
– А я с ней и, не уживаюсь, – ответил Эмери. – Терпеть ее не могу.
– Ну, так-то, не по-доброму, – так ведь тоже не стоит, – внезапно переменил свое мнение хозяин. Очевидно, неодобрительно отзываясь о нраве Уиды, он рассчитывал вызнать о ней какие-нибудь пикантные подробности. – Все-таки она женщина. Видная женщина, я имею в виду.
– Вот и бедный покойный Кустер так говорил: «Видная», – вздохнул Эмери. – Расскажите лучше подробней о той деревне, что горела.
– Бунт, – понизив голос, сообщил владелец харчевни. – Хозяина убили и все вокруг спалили. Все подчистую.
Эмери вздрогнул.
Хозяин сразу заметил это:
– А, вас уже и в дрожь кинуло. Вот и я говорю: плохо там. Главарь у них – головорез, двух человек собственными руками прикончил.
– В столицу дали знать?