— Неправда. Я просто выплескиваю иначе. Каждый освобождается по-разному от того, что накопилось внутри: кто жестокостями, кто созданием чего-то нового, некоторые находят спасение в женщинах, драке или вине. Мы все так или иначе обмениваемся эмоциями с миром. Каждый играет на своем инструменте... У тебя такого инструмента нет, поэтому лучше поговорить.
Солдат подумал, вздохнул и заговорил, с трудом подбирая слова:
— Тошно мне. Вначале я служил Давикулюсам, потом Травалам, теперь неизвестно кому... Потому как Ландос, хоть его и объявили правителем Валласа, не наш он. Что-то ткется невидимое... Неизвестно, в чем мы участвуем, кого защищаем. Присягаем то одним, то другим, то третьим, складываем головы в угоду непонятно кому. Чувствуешь себя пылью на дороге: развеет тебя ветер, и не останется ничего...
Тарис внимательно слушал, думал, что ответить... Как объяснить этому парню, что мы не можем выбрать ни страну, в которой родились, ни семью. Он давно сделал для себя вывод, что от того, в каких обстоятельствах проходит детство, зависит, как человек будет воспринимать окружающую жизнь. Если видел вокруг себя веселье в родном доме, то как бы тяжело в жизни ни было, а всегда найдешь повод порадоваться. Пришлось работать от зари до зари с малых лет — суждено во все впрягаться, будучи готовым всем услужить...
— Что твои родители делали? — задал он вопрос.
— Отец жрецом был, Алгала...
Культ Алгала был забыт со времен старой Империи. Граф снова задумался и наконец нашел нужные слова:
— Последние десятилетия страну и семьи Валласа мотало по всем бурным морям этой жизни. Никто не зажил лучше. Богатые стали бедными, а бедные вообще обнищали. Все должно было обрушиться в бездну, как оно и случилось. Кто сейчас будет восстанавливать страну и в какую сторону, пока неизвестно. Но среди всех этих перемен, которые происходят со всеми, очень важно сохранить какую-то привычку...
Авир поднял на графа непонимающие глаза, насупился. Тарис продолжал:
— Ты знаешь, все вокруг, — он обвел рукой город, — всегда враждебно тому, что нам хочется. Так всегда, человеку свойственно желание того, что в данный момент недоступно. Если на столе постоянно хлеб и молоко, нам начинает хотеться рыбы... Если мы едим рыбу, даже самую лучшую, возникает потребность в мясе. Всегда то, что под рукой, рано или поздно перестает быть привлекательным. Мы этого больше не замечаем и не ценим то, что имеем. Но когда мы это теряем — то, к чему привыкли, что всегда было рядом, — у нас как будто выбивают почву из-под ног.
Всегда, в любых меняющихся условиях надо оставить хоть что-то, к чему ты привык, что ты любишь делать... Как бы твоя жизнь ни менялась, и как бы ни менялся ты сам. Поэтому пусть будет что-то, что всегда останется с тобой. Допустим, это привычка, даже, казалось бы, глупая... Или особенность в еде... Пусть этим станет что-то в одежде. Выбери сам, что тебе ближе. Это отличит тебя от других и даст ощущение стабильности, когда мир вертится и переворачивается вокруг и земля уходит из-под ног.
Найди то, что ты можешь делать каждый день везде: на войне, в походе, в тюрьме, — где угодно. Что-то, что свяжет цепью день вчерашний и день завтрашний. Если теряешь все, если больше не знаешь, где ты, а где другой, кто ты и кому служишь, это позволит тебе не сойти с ума, как бы бессмысленно ни казалось то, что я сейчас говорю. Просто поверь...
Мне пришлось пройти через кое-что, через что мало кто проходит. Я выжил и сохранил рассудок, я думаю, только потому, что сберег некоторые привычки. И каждый день, когда я просыпался в новом месте, с новым именем, с новой женщиной — было нечто, что связывало меня вчерашнего со мной сегодняшним и свяжет Тариса Бена сегодняшнего с Тарисом Беном завтрашним. Что-то, что не даст потеряться, раствориться в толпе и хаосе, не даст потерять себя.
— И что же это? Что ты делал каждый день?
— Я? Тренировался.
— Что именно ты тренировал?
— Тело.
— Как просто, — Авир усмехнулся. — Мы всегда тренируемся, особенно в армии.
— Не говори так, — граф покачал головой. — Попробуй делать это, когда ты болен или почему-либо не можешь двигаться. Или не чувствуешь своего тела, лежишь и думаешь, не останешься ли ты навсегда недвижим...
— И как ты действовал тогда?
— Я тренировался мысленно. Каждый день, если я могу, то делаю упражнения. А если не в состоянии — совершаю их в голове.
— Но это совершенно лишено смысла!