Она шла по разоренному городу, полному трупов и несчастных, не сумевших умереть быстро. Прямо перед ней из-под навалившегося тела в одежде армии Монатавана выскользнула тонкая женская кисть, абсолютно вся покрытая кровью. Как будто пальцы имели глаза, они ощупывали землю... Мимо идущий солдат Валласа заметил эту живую руку и одним рывком откатил труп, лежавший сверху. Молодая женщина, со свежими ранами на лице и плечах, подняла голову и простонала:
— Пощади...
Воин молча проткнул ее грудь мечом. Рука упала и больше не двигалась, широко открытые голубые глаза превращались в зеркало...
Голубые глаза... Эда почувствовала, как внутри что-то вырвалось из нее... Она вспомнила другие такие же глаза — глаза матери. Вспомнила, как та схватила ее, услышав шум бегущих ног снаружи, и зашептала:
— Рабы! Рабы идут сюда! Нас убьют, нас всех убьют... но ты должна остаться в живых! Ты помнишь язык, которому я тебя научила? Ты помнишь имя своей бабушки? Никому их не говори! Но помни их! Всегда помни... Ты должна остаться в живых, — мать лихорадочно оглянулась вокруг, выдвинула тяжелый ящик. — Вот этот подойдет... Ты маленькая, маленькая и худенькая. Ты должна остаться в живых! Не проси пощады, никогда не проси пощады у опьяненных кровью... Сиди тихо, не двигайся. Прощай...
Мать прижала ее к себе, поцеловала и втолкнула внутрь. Эда больно ударилась головой. Ящик задвинулся... Через некоторое время ей удалось найти щелку. Она видела ворвавшихся рабов, женщин и детей, просивших пощады, как и эта несчастная... мужчин, насиловавших, а затем убивавших их...
Эда снова растерянно оглянулась: на каменной мостовой лежал, раскинув руки, маленький ребенок с треснувшим черепом, из которого вывалились мозги. Под ним, сжимая его мертвыми руками, распростерлась женщина с обнаженной синей грудью.
Она уже где-то видела это... И теперь она сама стала насильником и убийцей. Она этого хотела — стать воином, чтобы убивать женщин и детей, невзирая на их мольбы о пощаде.
Девушка почувствовала острый приступ тошноты, на какое-то мгновение ей показалось, что она видит одновременно и площадь в Моната-ване, залитую кровью и покрытую мертвыми телами, и комнату во дворце отца, где убили мать на ее глазах. Воины, дети, младенцы, женщины лежали вокруг, убитые и изуродованные... За ней выходцами из другого мира скользили солдаты Варга: мокрые, с посиневшими лицами — такими же, как у покрывших собой землю. Как много глаз с расширенными зрачками... Будто ледяная вода подземных озер убила их способность чувствовать. Весь мир обернулся тремя цветами: синим, красным и черным... Синяя плоть... красная кровь... черные камни...
Эда услышала шум приближающегося войска. Через открытые ворота в город все еще входила армия Валласа, и солдаты в сухой одежде и на конях пиками добивали тех, кто еще не умер.
И тут она услышала крик... нет, не крик — рев. Повернула голову к черной высокой цитадели... На балконе второго этажа показался Варг. Его лица нельзя было разобрать на таком расстоянии, но она узнала его фигуру, почувствовала движение воздуха, идущего от него. Он держал в поднятой руке отрезанную голову. И Эда поняла, что это голова Ур-вия — человека, который хотел объявить Монатаван независимым городом-государством. Того, кто возглавил сопротивление восставшему из мертвых императору, даже не зная, против кого он восстал.
Солдаты ответили таким же мощным ревом. Крики сотен глоток постепенно сливались в одну фразу: «Да здравствует император! Да здравствует Империя!»
И вдруг ее словно накрыла волна ужаса. Ужаса и жалости — к растоптанным, убитым, изнасилованным и распятым — к той жизни, которую уничтожили этой ночью благодаря ей. И она отчетливо ощутила себя причиной свершившегося. Возможно, если б не она, эти сотни, даже тысячи людей остались бы живы. Эти уже мертвые дети выросли и стали красивыми мужчинами и женщинами и имели своих детей... А воины продолжали пить вино и возделывать землю. Живые руки молотили зерно и вращали гончарный круг. Жизнь, которая была заключена в ней, теплая кровь, текущая в ее венах, вся ее сущность, все ее гибкое, живое тело вдруг восстали против этого царства мертвых, только что бывших живыми и теплыми. Она попятилась...
Ее никто не замечал. Солдаты, взявшие город, стекались к тем, кто вошел через открытые ворота. Рев и возгласы продолжали нарастать вокруг. И все эти крики, эти мечи и копья продолжали наполнять ее душу таким ужасом, который она больше не могла вынести... Эда оглянулась и бросилась бежать к колодцу — туда, откуда она вышла. Чувствовала невозможность находиться среди этих убийц, из которых самым страшным была она сама...
Прыгнула в чернеющую внизу воду, больно ударилась ногами о плавающие трупы. Это были несчастные защитники города, сброшенные в колодец? Или солдаты Варга, которые не смогли вовремя вынырнуть и захлебнулись?.. Эда уже однажды прошла этот путь. Быстро нашла знакомый туннель. Вынырнула во мраке, в котором умели видеть ее глаза...