Пророчество королевы Севера

— Ты знаешь, что с ними случилось? — снова молвила супруга рыцаря.

Гостья вскинула на нее внимательные голубые глаза. Она не произносила ни слова.

— Они были схвачены Даневаном и увезены в Вандервилль. Наверное, их уже нет в живых, — задумчиво продолжала хозяйка, так же пристально всматриваясь в лицо собеседницы.

— Если ты не видела тела мужа, как можешь его хоронить? — сурово произнесла Орана. — Или тебе пообещали, что его убьют?

— Известна ли тебе их судьба? — переспросила Мира после некоторого молчания, словно не слыша последних слов старухи.

— Нет... Осень принесет вести, пока только слухами земля полнится...

— Что ты знаешь обо мне, лесная колдунья? — гордо вскинула голову хозяйка.

— Знаю, что предала ты мужа и народ. Знаю, что лорд Даневан передавал тебе яд, который ты подкладывала им в пищу многие месяцы. И не одна я уже это знаю, скоро и до вас вести докатятся...

— Ты знаешь, почему я это сделала? — Мира вздохнула судорожно и освободила горло от высокого воротника платья, словно ей стало трудно дышать. И вдруг, будто не могла больше выдержать, закричала: — Не молчи! Если это ты, Орана, то ты ведь знаешь, почему я это делала?! И ты знаешь, что меня ждет! Ответь, пожалуйста, ответь!

— Тебя ждет смерть, как и твоего сына. Ненадолго ты переживешь мужа, но жив он пока...

Мира бросилась на колени перед гостьей и разрыдалась.

— Не тебе решать, кому жить, а кому умирать, — сурово сказала старая женщина. — Слишком много ты взяла на себя. Не вынесешь ноши, принятой добровольно...

— Нет! Нет! Нет! — плача, причитала хозяйка. — Мужчины убивают в бою, убивают на охоте. Каждый, кто защищает свой дом, имеет право погубить того, кто посягнет на жизнь, имущество и семью с оружием в руках!

— Кто посягнет с оружием в руках, — повторила Орана. — Кто посягал на тебя с оружием в руках?

— Ты сама мать! Женщина дает жизнь, и нет никого и ничего более близкого и дорогого, чем дети, которые выходят из нашего чрева. Как нам не защищать их? Как не стараться продлить их жизни, если им грозит опасность?..

Странница подняла глаза на темное окошко, сказала задумчиво:

— Волчица — самая лучшая мать. Но и волчица убивает смертельно раненного детеныша...

— Мой сын не смертельно ранен. Он может жить! Он живет уже три года с тех пор, как заболел...

— Он умрет... рано или поздно.

— Мы все умрем, — Мира вытерла слезы со щек и села на скамью рядом со старухой. — Но пусть мы умрем раньше детей!

— Не тебе решать, кому жить, а кому умирать, — снова повторила Орана и повысила голос: — Воины выполняют свой долг. Если кто-то убивает ради удовольствия, он должен быть казнен.

— Я выполняла свой долг! Я защищала моего ребенка! Он может жить... он живет.

Старуха посмотрела на нее строго и приказала:

— Покажи мне его.

Вдвоем они поднялись на второй этаж. Внутри терема не было стен. Внизу, у входа, все свободное пространство занимала открытая горница с большой печью посередине, которая топилась день и ночь. Наверх вела резная лестница. Деревянный настил тянулся по всему периметру вдоль стен, огороженный перилами и примыкающий к печи, высящейся до потолка. Прямо на полу расстелены матрасы, набитые сеном и покрытые шкурами — здесь спали дети. Паска качала колыбель, подвешенную на толстых веревках к потолку, и что-то тихонько бормотала. Ее светлые распущенные волосы покрывали всю спину, глаза были сонными.

Мира подвела Орану к отдельно стоящей лежанке и откинула покрывало. Молодой человек, очень худой и очень красивый, повернул безбородое лицо к склонившимся над ним женщинам. Темные круги вокруг глаз подчеркивали их цвет — светло-голубой, почти белый. Он внимательно посмотрел на подошедших, словно не узнавая никого из них.

— Свар, как ты сегодня? — Мира с любовью провела ладонью по его темно-русым волосам.

— Лучше... — юноша еле приоткрывал губы. — Я не помню, кто меня привез из леса?

— Я... я и Паска пошли за тобой вчера, — прошептала мать. — К счастью, ты не ушел далеко.

Справа, на грубой рубахе юноши, занимая весь бок, расплывалось розовое пятно. Орана умелыми руками подняла рубашку и сняла повязку, хозяйка помогала ей. Молодой человек поморщился от боли и отвел руку, чтобы облегчить им перевязку. Вдвоем они освободили рану от пропитанной мазью ткани. Грудь юноши поднималась и опускалась с еле слышным свистом. Через ребра к грудине шла неглубокая рваная рана, сочащаяся сукровицей.

Паска оставила уснувшего ребенка, спустилась вниз и вернулась с миской, полной черной тягучей мази, и чистой тканью. Вместе они очистили рану, положили новую повязку. Юноша закрыл глаза и снова поморщился... Никто больше ничего не говорил. Укрыв перевязанного отрока, Паска растянулась здесь же, на полу, рядом со спящими детьми, а Мира и Орана спустились вниз.

— Расскажи, — коротко велела старуха.

Они вновь сели на лавку. Женщина подвинулась к ней совсем близко и зашептала прямо в ухо: