Пророчество. Солнечный монах

Их подняли рано утром, когда ещё небо даже не посветлело, и приказали как следует вымыться всё под тем же родником, а потом собрали в Главной молельне, открывающей свои двери для адептов только два раза в год, специально для ритуала Посвящения Солнцу. Оделись они все в белые свободные рубашки до пола, которые тоже бережно хранились и надевались только на этот ритуал. Больше никакой одежды на них не было, и Эль смущённо переминался, чувствуя, как скользит тонкая прохладная ткань по обнажённому телу.

Пол в молельне был вымыт до скрипа и, стоя босыми ногами на холодном, даже летом не прогревающемся, камне, Эль гадал, почему на этом ритуале должна быть такая чистота.

А потом начался ритуал, и стало не до раздумий.

Вначале вышел Солнцеликий, одетый в такой же белый, но более свободный балахон. И спереди, на уровне груди, и сзади, на таком же уровне, на нём было вышито Великое Светило.

Солнцеликий раскинул руки так, чтобы Солнце на его рубашке распахнуло свои лучи, и мощным, глубоким голосом запел неизвестную Элю молитву.

Все сразу опустились на колени, протянув руки к стоящему на возвышении посреди зала красивому, переливающемуся всеми цветами радуги, камню, начавшему в этот момент разгораться удивительным, каким-то неземным светом, от которого у Эля в душе появилось восторженное предчувствие чуда.

Служители соединили поднятые руки и начали раскачиваться в такт пению Солнцеликого. И, словно в ответ на это, с потолка вдруг хлынули струи света, образовав вокруг камня сверкающий, слепящий глаза, кокон, который внезапно раскрылся удивительным цветком, и от него полились световые волны.

Голос Солнцеликого набирал силу, волны света от камня расходились по всему залу, и при каждой волне Эля словно приподнимало над землёй, ласково оглаживало, наполняло силой и энергией, доводя до радостного экстаза. Войдя в равномерный ритм покачивания, омываемый живительными волнами, он уже не понимал, где он находится, что с ним происходит. Он не видел ни зал, ни служителей – только волшебный, удивительный Кристалл, только его Божественный свет. По щекам текли восторженные слёзы, в горле стоял комок от страстного, до боли, желания служить Великому Светилу. Сказал бы кто ему в тот момент – умри, принеси себя в жертву Великому Свету, – он отдал бы жизнь, ни на секунду не задумавшись, так переполнена была душа, так хотелось раствориться в волнах любви и света, исходящих от Кристалла.