Пророчица святой горы

Он указал по обе стороны реки, где было болото, но мало отличалось от остального берега.

Самбо, прекрасно знавший свое дело, перестал теперь грести и стал в лодке. Он делал это для того, что бы сманить яничаров, не хорошо знавших эту местность, в свою западню.

Яничары галопировали всеми силами. Раздался крик триумфа, они верили, что беглецы теперь уже не уйдут от них. Ведь они были недалеко от них, а река в этом месте так мелка.

У-у! как они бросились в реку за манившей их лодкой. Замечательную картину представляла собой эта хорошо выезженная, богато вооруженная кавалькада, панцыри и шлемы которой блистали на солнце.

Слишком рано ликовали они.

Первые всадники, достигшие обманчивую почву берега, сразу утонули в это болото.

Лошади их в страхе заржали; они знали, что тут уже нет спасения.

Но чем сильнее они действовали ногами, чем скорее они хотели освободиться от этой массы, тем скорее они тонули в глубь.

Дикие проклятия раздались теперь, громкие угрозы и ругательства посыпались.

Но это ничего не помогло яничарам. Кто раз попал в это болото, безнадежно погиб. Почти половина этих всадником погибла в этом месте.

— Жаль красивых животных! — бормотал Клаус Штертебекер. — Эти черные негодяи, сидящие на них, давно уже заслужили смерть похуже.

— Много очень! — подтвердил Самбо, крепко кивая головой.

Несколько яничаров прыгали в реку, в надежде таким образом достигнуть до беглецов, но страшно ошиблись и поплатились за это своей жизнью потому, что дно реки тоже было болотное. Яничары потонули на глазах своих более осторожных товарищей, стоявших на берегу и поднявших при этом яростный рев.

Им осталось только ни с чем вернуться обратно. Из всех своих товарищей они могли взять с собою только одного коменданта. Он был мертв.

ГЛАВА IV. На «Святой горе»

Штертебекер и Самбо были спасены.

Теперь они могли обмыть свои раны и позволить себе короткий отдых после такого напряжения погони и сражения.

Тогда они поехали дальше.

Река становилась всё уже и наконец приближались к ущелью Тизи-у-Телуэт, через которое река Вади Тензифт проходила из своего истока.

Судоходность реки тут совсем перестала; сплошь и рядом она состояла лишь из одних водопадов с громадными камнями, с которых шумела вода.

Горы Атлас представляли тут разнообразнейшие виды. Скалистые стены по обеим сторонам реки совершенно вертикально спускались к воде и были страшно изорваны.

По временам Самбо указывал своему господину, после того, как они упрятали лодку и пошли пешком, на выходившие из черных, глубоких горных трясин таинственные дары.

Пары эти исходили из вулканических горячих источников.

Но для суеверных мавров это представлялось, как священная вода, стекавшая с святой горы Джебль Сагру.

— Как видно ты ведешь меня к мудрой Мириам, Самбо? — начал Штертертебекер после того, как он долго с восхищением смотрел на чудные контуры гор и скал окружавшей их природы.

— Да, знает великий повелитель мудрую Мириам?

— Я только слышал о ней. Канд рассказывал мне об этом. Она должна быть очень старой.

— Ей больше, чем сто тысяч лет, великий повелитель.

Клаус невольно улыбнулся.

— Тогда она совсем не человек? — спросил он не без иронии.

Самбо однако не понял этой иронии и принял все за хорошую монету.

— Не человек, мудрая Мириам. Нет, нет, нет! Добрый дух, старший злого джинс. Злые джинс убили бы всех.

— Так, так! Я в самом деле хотел бы ее узнать, любопытная особа. Хотел бы видеть, как она смотрит.

— Великий повелитель не может ее видеть. Только каждую тысячу лет один человек, чистый от грехов.

Это была замечательная легенда, и Штертебекер действительно хотел узнать что-нибудь подробнее. Если, как ходят слухи, мудрая Мириам в то же время и пророчица, то, может быть, она что-нибудь знает о его дорогой матушке.

Самбо рассказывал виталийскому королю, что говорить с мудрой Мириам, да, можно, но видеть нельзя, потому что она говорит из пещеры, откуда не выходит.

Кто хотел получить ответ на вопросы или искать защиты, должен был принести «мудрой Мириам» плоды и другие съестные припасы, клавшиеся на известном месте пещеры, и когда наступали сумерки, они исчезали.

На другое утро находили на том же месте пустые чашки и тарелки, которые жертвующие могли убрать назад.

— Я проглядываю теперь священные чары, — сказал Клаус самому себе. — Под этой будто бы тысяче- или стотысячелетней пророчицей, скрывается какая-нибудь старая женщина, которая превратностями судьбы сюда заброшена и поддерживающая таким образом свою жизнь. Весьма понятно, что она не хочет показываться, дабы не увидели, что она такая же смертная и, возможно, даже не из племени мавров. «Жертвы» алкавших ее мудрости и защиты не что иное, как простые средства для жизни старухи.

По-видимому, ни один европеец не ступил еще на «Священную гору», иначе он бы исследовал эту тайну. Легенда, образовавшаяся вокруг этой таинственной старушки, пугала только туземное суеверное население.