Озноб прошел. Пуа надеялась, что Сара заметит это и успокоится. Поймет, что она сказала достаточно и гостья ее услышала. Мелкие уколы легко перенести. Проще пережить боль рядом с сестрами, чем когда к ней добавится целый пуд мужских насмешек. После этого Сара заговорила не сразу.
— Неча нам тут о мужиках болтать. И без того они слишком много места занимают. Аж на саму себя не остается — ни размяться, ни полежать спокойно.
— И то верно, — согласилась Пуа, пускай только на словах.
— Говоришь, повыше косы тебе поднять?
— Да-а, мэм.
Сара осторожно наклонила голову Пуа вперед, обнажив загривок. Та прижала подбородок к груди.
— До чего ж у моей Мэри голова была чувствительная. Косички ей приходилось плести толстенные, а то она больше двух-трех не выдерживала. — Сара рассмеялась. — А ты вот ниче, терпеливая. Можно и потоньше да покрасивее сделать. Время-то терпит.
Пуа закрыла глаза и погрузилась в мысли.
Да уж, время терпит.
Бледное солнце низко стояло над горизонтом, когда Пуа решила заскочить к Самуэлю. Народ высыпал на пороги хижин, стремясь урвать последние капли утекавшего сквозь пальцы выходного. Даже дети, которым чуть раньше покоя не было, притихли и сели подле родителей оплакать его уход.
Пуа сошла с тропинки и побежала сквозь густую траву. Здесь подошвам ступать было мягче и прохладнее. А ей уж очень хотелось себя побаловать.
Когда она поравнялась с хлевом, небо из розового уже окрасилось в цвет индиго, а кожа ее заблестела от пота, что только подчеркивало ее красоту. Пуа не терпелось показать Самуэлю, как Сара ее заплела.
Дверь хлева была приоткрыта, изнутри лился тусклый свет. Заходить без предупреждения не хотелось, и Пуа окликнула Самуэля — пропела его имя так протяжно, как больше никто не умел.
— Я тут, — отозвался Самуэль.
Обернувшись, она увидела их. И тут же раскрыла рот — ровно настолько, чтобы язык смог выскользнуть и смочить губы. Но, сколько бы она этого ни делала, они тут же пересыхали снова.
Са-а-му-у-э-эль, скрестив ноги, сидел на земле, за его спиной — на скирде сена — разместился заплетавший ему косички Исайя.
— Привет, Пуа, — улыбнулся Самуэль. — Я последовал твоему совету. Гляди-ка. Мне! Заплетают косички! Не чудо ли? Ой, Зай! Не дергай так!
— Привет, Пуа, — поздоровался Исайя.
На земле возле них стояло ведро. Пуа подошла, зачерпнула воду ковшом и жадно отпила. А потом тоже села на землю.
— Славные у тебя косички, — сказал Самуэль, и Исайя согласно кивнул.
Пуа ошеломленно смотрела на них.
— Чего ты? — спросил Самуэль.
Она не ответила. Все пыталась так наклонить голову, чтобы открылось Воображаемое. Но оно лишь вспыхивало на мгновение и тут же пропадало. Там тоже стемнело, и светлячки уже начали свое ночное представление. Пуа разглядела за крохотными огоньками два силуэта. Прильнув друг к другу, они сидели на берегу сверкающей реки. Из воды временами взмывали в воздух рыбы и тут же ныряли обратно. Потом они встали и направились туда, где мельтешили блестящие жучки. Мужчина, высокий и мускулистый, обнял пышногрудую женщину, и они закружились под едва слышную музыку. Колыбельная, догадалась Пуа. И тут же все светлячки вспыхнули разом, осветив пару. Это были Другая Пуа и Ее Самуэль. Улыбаясь, она заглянула ему в глаза, смотрела долго, и вдруг оно все же случилось! Ошибки быть не могло. Всегда накрепко запертая дверь внезапно отворилась. И наружу выскользнул слабый, словно от свечки, лучик света. «Как долго я тебя ждал» — вот что говорил этот свет.
Пуа попыталась ухватиться за ускользающее видение. Но как ни наклоняла голову, оно больше не возвращалось.
— Пуа? — окликнул ее Исайя.
По щеке скатилась слезинка.
— Пуа? — повторил за ним Самуэль.
Она обхватила себя руками, утешаясь собственным объятием. А подол платья тщательно подоткнула под подошвы.
Левит
— Больно уж ты на женщину смахиваешь, — сказал Самуэль, сгребая вилами разбросанное возле стойл сено.
Струйки пота стекали по его лицу, образуя лужицу в ямке между ключицами.
Исайя как раз собирался идти доить коров, но, услышав слова Самуэля, замер с ведрами в руках. Больше всего его поразил тон: не грубый, нет, скорее тон человека, который долго обдумывал мысль, позволял ей кружить в голове и во рту, а потом, устав держать ее под замком, наконец выпустил наружу и испытал облегчение. И все же Исайя обернулся к нему с улыбкой.
— Ишь ты, спасибо, — отозвался он и игриво подмигнул.
— Не думай, будто я тут с тобой любезничаю, — бросил Самуэль, продолжая сгребать сено. Стог вырос уже ему по пояс.
— Гляди-ка, не любезничаешь, а все одно сладко выходит, — хихикнул Исайя.
Самуэль цыкнул. Исайя, все еще держа в руках ведра, направился к нему. Металлические ручки повизгивали при каждом его шаге. Самуэль раздраженно передернул плечами.
— Чего это ты на меня взъелся? — спросил Исайя.
Самуэль застыл. Воткнул вилы в землю с такой силой, что те замерли вертикально. Посмотрел себе под ноги, а затем поднял глаза на Исайю.
— Не могу я путаться со слабаком.
— Это я, что ли, слабый, по-твоему?
— Ты понял, про что я.