Штабные только пожимали плечами. А удивляться было чему. С утра установилась ясная погода. Ни облачка на небе. Немцы этим, естественно, воспользовались. Эскадрильи Люфтваффе начали долбить по окруженным частям восьмой и второй ударной армий и по гвардейцам Гагена. Аэродромы были недалеко — поэтому, пока одни отрабатывали жуткой воющей каруселью по дымящимся остаткам Синявинского леса, другие успевали заправиться и перевооружиться. В редкие минуты отдыха начинала бить артиллерия немцев.
Однако и советские бойцы не молчали. Одна из уцелевших 'Катюш' выезжала на одно и то же место и давала залп по немецким позициям. Буквально через минуту на позиции ракетчиков обрушивался смертоносный шквал. Но спустя какое-то время ракетчики снова давали короткий залп. Так продолжалось несколько раз. Взбешенные наглостью русских, немцы обрушили на рощицу удар сразу двух эскадрилий пикирующих бомбардировщиков. В течение часа бомбы перемешивали землю. Когда налет закончился — 'Катюша' снова дала залп. И опять с того же места!
Гаген, наконец, послал автоматчиков к позициям ракетчиков. Через полчаса перед ним стоял растрепанный и слегка ошалевший лейтенант:
— Лейтенант Горошков, — приложил он руку к голове. Потом, обнаружив, что 'голова пустая', покраснел. — Ой, извините…
— Ну, рассказывай, — не обратив внимания на уставное нарушение, добродушно сказал Гаген.
— Что рассказывать? — не понял лейтенант.
— Про стрельбы твои рассказывай.
— А… Так это…
От всего дивизиона уцелела лишь одна установка. Зато снарядов осталось хоть пятой точкой жуй. При таком интенсивном обстреле склад реактивных снарядов — лакомая цель для противника. Ну и решили выпустить по максимуму. А делали так. Заряжали 'Катюшу'. Подъезжали на точку. Давали залп в нарушение всех инструкций. Машину надо бы глушить и водителю в укрытие бежать. Но залп давали, не глуша мотор и тут же — задний ход и сматывались.
— Немцы, наверняка не рассчитывали, что мы с одного и того же места бить будем. Мы же обычно меняем диспозиции.
— А по каким точкам били? — спросил командующий корпусом.
Горошков потупился:
— Ну… Сначала отработали по старым координатам. А потом я поправки внес небольшие и по самой Мге стал работать…
— Сам внес? Без приказа…
Лейтенант молча кивнул.
— Кем на гражданке был?
— Студентом мединститута, товарищ-генерал майор, — не поднимая глаз, ответил Горошков. — Педиатром хотел быть…
— А как в артиллеристы занесло?
Вместо ответа тот пожал плечами. У войны хитрые пути. У военкоматов — тем более.
— Представлю к награде. Весь расчет, — кивнул Гаген. Потом обернулся к своим штабистам и коротко сказал. — Учитесь.
Недаром генерал-майора Гагена называли в корпусе Батей, совершенно не обращая внимания на немецкую фамилию. Впрочем, на этот факт никто внимания не обращал. Ни особисты, ни фронт, ни Ставка. Воюет? И пусть воюет. Тем более что воюет хорошо…
Правда, не без проблем. Перед наступлением его корпус, впрочем, как и вторую ударную, перевооружили с винтовок и карабинов на пистолеты-пулеметы. Оружия — не жалели. Старики, женщины, дети, наштамповали 'папаш' выше крыши, как говорится. Но, внезапно, возникла совершенно другая проблема. Расход патронов. И ладно бы для интендантов проблема.
Боец поднимается в атаку и строчит, что было сил. Оно и понятно — так в атаку легче бежать. Но, буквально, в конце первого дня наступления выяснилось, что бойцы остаются без патронов. Тыловики не успевают подтаскивать боеприпасы. А короткими и прицельными очередями работать еще не умеем. Стреляем от пуза — не убьем, так напугаем!
Научимся, конечно. Но…
Но поздно не было бы.
Три дивизии ударили по горловине прорыва с юга и три с севера. Затем Манштейн стал перепахивать Синявинские леса артиллерией и авиацией. Число самолетовылетов порой достигало семи тысяч в день! Через несколько дней лесистый массив превратился в выжженную металлом пустыню. Тем не менее, советские войска продолжали драться и даже атаковать. Корпус генерал-майора Гагена продвинулся дальше всех. Еще бы чуть-чуть — и гвардейцы соединились бы с Невской оперативной группой. Но вот этого 'чуть-чуть' — не хватило.
Немцы тоже на месте не сидели — атакуя и контратакуя советскую пехоту. Бывалые ветераны первой мировой качали головой, сравнивая болота Синявино с Фландрией, Верденом, Ипром. В течение суток одна и та же траншея переходила из рук в руки десятки раз. Земля стала красной от крови. Впрочем… Какая земля… Мостовая из трупов. Хоронить их было некогда, да и некому. Воевали — все. В конце концов, котел превратился в слоеный пирог. В роще Круглой сидели в окружении немцы, на Квадратной поляне — русские. Было совершенно не понятно — кто, где и откуда атакует.
Огромная масса ожесточенных людей убивающих друг друга…