Прорыв на Донбасс

Во-первых, условия для работы особистов. Во-вторых, жесточайший режим тренировок. В-третьих, сохранение "Главной Тайны". Ее положено хранить и от курсантов из красноармейцев и краснофлотцев. Но те, обычно люди дисциплинированные. Скажешь им, что это тайна ОВ, и они тут же исчезают, будто их и не было. А белые эмигранты, я думаю, не такие, намаемся мы еще с ними.

4 февраля 1942 года, Утро, Севастополь, Северная Бухта, пароход "Гаронна".

Бывший штабс-капитан ВСЮР Петр Петрович Одинцов

Вот мы и в России. Северная Бухта, памятник затопленным кораблям. Крики чаек мечущихся над волнами, военные корабли на якорях. Даже издали видно, как сильно город пострадал от немецкой осады. Много разрушенных и сгоревших домов, повсюду видны следы бомбежек и обстрела.

Но, давайте обо всем по порядку. На рассвете, едва только на горизонте показался берег, все пассажиры нашего парохода высыпали на палубу. В Стамбуле эта старая лохань в третий раз сменила флаг, на этот раз на американский, и теперь стала "Чарльстоном". Прямо перед нами из зимнего утреннего тумана вырастал берег Красной России, загадочный и ужасный. Меня опять взяли сомнения, правильно ли я поступил, взяв с собой в это вояж сына. Но уже было поздно сожалеть о том, что свершилось. Мы были почти на месте.

На границе минных полей наш пароход застопорил ход и лег в дрейф. Ждать пришлось недолго. Из полосы тумана навстречу нам выскочил небольшой катер под советским военно-морским флагом. Сейчас я каждый раз старательно заменяю привычные слова "большевистский" и "красный", на "советский", и учу тому же моего мальчика. Как-то не хочется, чтобы каждый встречный по моему разговору понимал, что я "беляк"…

Двое советских военнопленных сумевших бежать из рабочего лагеря в Северной Франции на юг, и потом прибившиеся к нашему исходу, рассказали всем желающим много интересного про советские порядки. От них же мы более подробно узнали про порядки немецкие, особенно в лагерях для военнопленных. Мы поняли, что немцы стали куда хуже, чем в ту войну, хотя и тогда они не могли похвастаться человеколюбием. Выбросив какие-то сигналы, катер пошел впереди нашего парохода, показывая дорогу через минные поля. Мы медленно плелись следом за ним, приближаясь к Севастополю. Перед глазами будто запусти в обратном порядке кинопленку двадцатилетней давности. Вот, по правому борту осталась за кормой бухта Стрелецкая, где у причалов во множестве стоят такие же катера, как и наш провожатый. И вот главная база Черноморского флота, на якорях корабли, много кораблей.

Приглядевшись мы ахнули от удивления. Ближе всех к выходу в море на бочке стоял авианосец под андреевским флангом, огромный, как плавучий ипподром. Чуть дальше, прямо за ним на якорях стоял линкор, построенный еще в те времена, — "Севастополь"! — вздохнул один из нашей компании, бывший морской офицер. Справа от нас у причала один за другим, носом в сторону моря, стояли два крейсера. Один под боль…, простите, советским флагом назывался "Молотов", а над другим развевался андреевский стяг, и название кораблю было "Адмирал Ушаков". Правда от такого пасторального соседства красных и белых, простите, веяло такой нарочитостью, что невольно вызывало подозрения.

Кроме того, название корабля под андреевским флагом было написано по правилам новой орфографии. И кроме всего прочего, что это за восемь наклонных труб, стоят у него между рубкой и носовой башней. Я хотя и не моряк, но мне показалось странным то, что все "новые" корабли под андреевским флагом, и те, что стоят в Северной бухте Севастополя, и те, что мы встретили в Средиземном море, все они имеют эти странные "украшения". Причем, ни на одном корабле красной, простите, Черноморской эскадры, такого "украшения" нет. Загадка, над которой ломают головы не только такие сухопутные крысы как я, но и кадровые военные моряки.

Буксир ткнул нас под скулу, разворачивая поперек фарватера. Вон кусок причала, оцепленный солдатами, рядом рядами стоят крытые грузовики и даже автобусы. Нас явно ждут, слышен лай собак… Куда мы попали, господи!? Неужели слова — "мы предупредим кого надо", означали вот это?

Команда вывалила кранцы, еще минута, и на берег брошены швартовы. Брошен якорь, и пароход замер, возможно, на своей последней стоянке. Мы все совершенно пали духом — неужели наше стремление положить живот на алтарь отечества оказалось глупым смешным и совершенно не нужным поступком? Зачем так с нами?!

К нашему удивлению, к нам наверх по трапу быстро поднялся очень подвижный, несмотря на солидный возраст, красный офицер. Седоватая бородка, прищуренные умные глаза. Кого-то он мне напоминает, никак не могу вспомнить. Сопровождавший его советский пограничный чин, как то уж слишком привычно поздоровавшись с капитаном Трикуписом, ушел вместе с тем в рубку. Неужели старый лис и до войны ходил в СССР, обделывая свои темные делишки. Неудивительно, что здесь его знает каждая пограничная собака.