Прорыв под Сталинградом

Поскольку штаб дивизии распался и никаких приказов ниоткуда не поступало, Айхерт решил передать себя и своих людей в подчинение румынскому генералу как старшему по званию в этом квартале. Брошенные на произвол судьбы руководством, немецкие солдаты избрали своим командиром румына. В соседних подвалах и проломах ютилось около трехсот солдат с легкими ранениями и пятьсот тяжелораненых. Генерал нашел в себе мужество сделать самое правильное. Он запретил отстреливаться и отдал приказ при приближении русских размахивать флагами Красного Креста. Человек, которого использовали, которого в конце концов предали, бросив в котле вместе с разбитыми войсками, обреченными на голод (после того как съели всех лошадей) и доведенными до жалкого состояния, – этот человек под свою ответственность спас жизни нескольких сотен немецких солдат. Это был генерал Братеску, командир 1-й румынской кавалерийской дивизии.

Словно по негласному уговору, все стали готовиться к сдаче в плен. Только на крайний случай, разумеется! Втайне каждый еще продолжал уповать на “великое чудо”.

– Куда обручальное кольцо зашьешь? – спросил обер-лейтенант Шмид начфина, который в тот момент надевал на себя вторую пару нижнего белья.

– В брюки, наверное. В пояс за пуговицей. Думаю, это самое надежное.

Капитан Айхерт зашивал в подкладку шинели русские купюры. Янкун рылся в своем чемоданчике и спрашивал, нет ли желающих купить свитер или белье, – на него больше ничего не налезало. Упаковывались вещмешки: люди отбирали самое необходимое, откладывая в сторону то, что так долго любили и берегли. Дневники, письма, фотографии – все летело в огонь. Бройер от этих хлопот был избавлен. В кармане шинели он нащупал фотоаппарат. Долго взвешивал в руке. Цейсовская “Иконта” стоила 105 рейхсмарок. Когда родился первый мальчик, он продал печатную машинку и приобрел вот эту камеру. Она сопровождала его в первые годы супружеской жизни и на извилистых дорогах этой безумной войны… На плите лежал кусок чугунной трубы. Бройер ударил раз, другой, третий – маленькая вещица не желала умирать, не такой конец ей предназначался. Отчаявшись, Бройер швырнул ее в печку. Губную гармонику он долго вертел в руках, но в конце концов положил обратно в карман.

– Войлочные сапоги лучше снимите, – посоветовал ему казначей. – Их вы лишитесь в первую очередь! И придется топать в Сибирь босиком.

Он вышел и вернулся с парой новехоньких коричневых солдатских сапог.

– Ты смотри, ничего себе заначки! – удивились остальные. – Давай выкладывай, что у тебя в закромах! Небось консервов целые ящики!

– Уж и не помню, – съязвил Янкун. – Как засядем здесь еще на две недели, что тогда жрать будете?

Так готовились к финалу.

Зондерфюрер Фрёлих бродит по Сталинграду среди руин. Он больше не знает, где фронт, где товарищи. Житье-бытье с артиллеристами длилось недолго – все время как на раскаленных углях. Ничего съестного он не прихватил, не решился. И теперь опять его мучает голод.

Он балтиец. С гордостью носит сине-белый крест Прибалтийского ландесвера[59]. И в лапы к иванам ему попадать очень не хочется. “К кому угодно, только не к этому отродью”, – думает про себя обыкновенный торговец рыбой. Надменность, свойственная балтийским представителям “высшей расы”, у него в крови. Надежда еще не умерла. Как они говорили, когда ему довелось заночевать в штабе? “Господа, я видел, – заговорщицки шептал старший врач. – Я видел, как он улыбался. Главный улыбался! Помяните мое слово, игра еще не кончена!” Конечно, игра еще не окончена, и Фрёлих рассуждал так же. Фюрер держит слово. Впереди тридцатое, десятая годовщина “национальной революции”. Вот когда нужно ждать событий! В этот день Гитлер явит свое величие, и да покроются позором и устыдятся сомневающиеся.

Двор, где-то рядом комендатура Сталинград-Центр. В соседнем здании отдел продснабжения. Во дворе толпа людей. Без оружия, без дела, слоняются туда-сюда, недружелюбно поглядывая и ожидая, когда подвернется случай осадить казначея и добраться до склада. В углу внушительная гора оружия: винтовки, пулеметы. Рядом офицер вербует бойцов:

– Двести граммов хлеба тому, кто возьмет оружие! – лицо раскраснелось от крика.

Время от времени вперед выступают добровольцы, осыпаемые злыми насмешками. Уныло подбирают винтовки и протягивают руку за отрезанным ломтем. Но все не так просто, как кажется. Последнее слово остается за офицером: тот проверяет, по силам ли человеку держать оружие и стрелять. Нынче таких немного…

Фрёлих получает свой кусок и распределение в офицерский патруль, которому поручено “зачистить” подвалы и бункеры. С ним в команде два унтер-офицера. Во главе лейтенант, еще совсем молоденький, с горящим взглядом.